Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Когда церкви были готовы совещаться соборно, они признавали, каждая в другой, равным образом назначенную Святым Духом хранительницу святого наследия и руководствовались тем, что для принятия решений необходимо сотрудничество. Но равнозначностью церквей часто пренебрегали, потому что нередко церкви, по земным меркам (то есть число верующих или культурные, экономические или политические возможности, которыми располагали их иерархи), были неравносильны. Тогда церкви, которые мнили себя более могущественными, недальновидно предавали забвению то, что церкви, кажущиеся им более слабыми, равнозначны в дарованной Богом благодати. Вместо того чтобы начать с ними разговор, в котором и те могли бы высказать своё собственное мнение, «более  сильная» церковь безусловно считала себя «mater et magistra» других церквей и просто-напросто навязывала другим то, что ей самой кажется правильным. Если тогда другие церкви не были готовы повиноваться, она очень легко использовала это как основание считать их раскольниками.

До расколов из-за «неповиновения» дошло очень скоро, как только выросло влияние императоров на внутрицерковную жизнь и их требования повсеместного применения формулировок вероисповедания Эфесского (431) и Халкидонского (451) соборов. Следствием этого явились расколы, разделившие древнюю Церковь на три большие части:

♦  церкви, которые признают вселенские соборы V в. и последующие вселенские соборы;

♦  дохалкидонские церкви, которые признают из вселенских соборов V в. лишь Эфесский, но не признают Халкидонского;

♦  доэфесские церкви, которые вовсе не признают вселенских соборов V в.

Предписанные в качестве законов империи богословские формулировки вселенских соборов служили имперской церкви мерой истинной церковности. Те местные церкви, которые их отклоняли, характеризовались как «раскольнические» или «еретические». Если хоть часть из них проявляла готовность к послушанию, не было препятствий принятию их в общение, потому что не было сомнения в продолжении существования благодатности «раскольнических» или «еретических» сообществ, несмотря на упрёк в «заблуждении».

Усилившаяся с XI в. и начавшая свою экспансию в греческий мир Западная Европа определяла меру истинной церковности признанием права Римского престола на руководство церковью; она считала всех, кто отвергал эту претензию, раскольниками. Но те греки, которые подчинялись притязаниям Римского престола на руководство, могли оставаться «греческими христианами»; латиняне включали их как «униатов» в собственные церковные структуры, где они или подчинялись непосредственно латинскому епископу, или им оставляли греческого епископа, который, со своей стороны, был подчинён латинскому иерарху в качестве викария. Когда иезуиты в ходе европейской колониальной экспансии вошли в соприкосновение с древними восточными церквами, они находили расхождения их наследия с латинской традицией и порицали их столь же жёстко, как некогда имперская церковь — противников соборов. Но как в случае с греками, так и в случае с древними восточными церквами, Западная Европа относилась к жёстко порицаемым сообществам как к истинным церквам; у греков, которые считались «раскольниками», и у «христиан св. Фомы», и у эфиопов, обычаи которых считались «испорченными», а учение которых подозревалось в «ереси», западноевропейские иерархи безоговорочно исполняли епископскую службу, если только к ним относились с «послушанием».

Когда в процессе турецкой экспансии там и тут латинские христиане и христиане-униаты были лишены своих церковных руководителей, тогда и греческие епископы могли «расширять» свою юрисдикцию и увеличивать число «послушных» верующих за счет до сих пор считавшихся, с их точки зрения, «находившимися в расколе» христиан.