Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

После смерти Петра Могилы другие греки прилагали усилия, чтобы изменить позицию Москвы. Так, Антиохийский патриарх Макарий выступал на Соборе в Москве 1655/56 гг. за отмену решения о крещении латинян и сумел добиться того, что было запрещено «поляков и всех франков, которые преданы папе, крестить, так как они, из всех вероисповеданий, нам ближе всех». По пути домой Макарий вторично письменно изложил, что латинян не следует крестить ещё раз: «Мы признаём их священство и никогда не хиротонисали вновь латинских священников при обращении их в православие, также должны признавать и их крещение. Они только схизматики, а схизма не творит человека неверным и некрещёным, а творит только отлученным от Церкви».

Из документов Римской курии можно сделать заключение, что там в последующее время больше не делали принципиальных отступлений от той оценки раскола, которая содержится в булле об унии, посланной русинам. Но сами эти документы едва ли могут служить доказательством того, что латинская церковь уже с того времени была твёрдо привержена такой экклезиологии, потому что прошло ещё много времени, пока повсюду, и там, где властители не принадлежали к латинской церкви, пастырская практика стала определяться этим воззрением.

Многочисленные факты конкретной пастырской жизни латинской церкви и отдельные шаги Римской курии в индивидуальных случаях позволяют сделать вывод, что, прежде чем новый взгляд получил всеобщую значимость, нужно было преодолеть долго длившееся сопротивление:

♦ ограниченное общение в таинствах, которое существовало в XVII в. на территориях мусульманского владычества и в отдельных случаях включало также возможность рукоположения за пределами границы раскола;

♦ исполнение западными миссионерами пастырских обязанностей по отношению к «схизматикам»;

♦ унии «pro foro interno», которые связывали восточных иерархов с Римской церковью и давали им возможность служить у неуниатов, у которых в случае строгого применения новой экклезиологии не должна была быть признана благодатность;

♦ и сам факт, что Священная Конгрегация пропаганды веры еще в 1669 г. издавала для миссионеров инструкции «флорентийского образца».

Эти факты исключают, что экклезиологическое нововведение, которого придерживались ещё с конца XVI в. руководящие лица в Риме и богословы в других местах, нельзя называть для того времени чёткой позицией западноевропейской церкви. Она стала таковой, когда Священная Конгрегация пропаганды веры, желая покончить в 1729 г. с распространившимся ожесточённым экклезиологическим спором между миссионерами, объявила обязательным применение нововведения в пастырской деятельности.

По прошествии нескольких десятилетий греческие церкви объявили латинян (и в этом же самом постановлении и армян) чуждыми церкви. Новая экклезиология об единственно спасительном свойстве собственного религиозного сообщества официально стала общим достоянием латинян и греков. Всё это привело к современному состоянию, когда греки и латиняне противостоят друг другу как два конфессиональных блока, которые обычно называют «Православная церковь» и «Католическая церковь». Кроме того, это привело к глубоким внутриправославным противоречиям между греками и русскими, потому что Русская церковь в ту пору не была готова вполне освоить экклезиологические нововведения. Кроме того, нужно ещё сказать, что постановление 1755 г. о безблагодатности неправославных таинств представляет учение, которое, хотя и было предложено православными иерархами, не было воспринято верующим народом их церкви. Православный церковный народ никогда не переставал считать католиков крещёными христианами, их клириков — как рукоположенных епископов и священников и их евхаристические дары — как Тело и Кровь Христовы.

Во второй половине XX в. у католиков и православных произошёл поворот к традиционной экклезиологии, и упомянутый выше поворот стал возможным за 24 года, прошедшие между «Mystici corporis» и «Anno ineunte».

Обострение отношений между латинянами и греками воспринимается позднее как «великая схизма»