До XVII в. обе стороны признавали одна другую в качестве Церкви Христа и поддерживали, несмотря на все расколы, ограниченное общение в таинствах. Но с XVIII в. католики стали подвергать сомнению легитимность совершаемых православными епископами и священниками таинств, а в 1729 г. Рим запретил всякое «communicatio in sacris» между латинянами и униатами, с одной стороны, и восточными христианами-неуниатами, с другой. Греческие патриархи отреагировали на это тем, что объявили в 1755 г. католиков некрещёными. Так как обе стороны выражали свои претензии на экклезиологическую исключительность, их взаимное отталкивание переросло в обоюдное отрицание.
Итак, важнейшими этапами усиления раскола были: сначала противоречие культур, затем различное акцентирование богословских проблем, а вслед за этим последовавшие политические осложнения, усугублённые распадом Римской империи, и процесс формирования отчуждения перерос в экономическую борьбу и страшное, даже кровавое насилие со стороны тех латинян, которые называли себя крестоносцами. Церкви ощущали себя всё более отличавшимися друг от друга и богословски и в смысле церковного развития, и в XVIII столетии взаимное осуждение уже достигло высшей точки и стало рассматриваться как сугубо духовная проблема.
Перемена в понимании унии
При подготовке каждой унии присутствовало духовное требование крёстного отца: она должна была соответствовать завету Господа о единодушии. До посттридентского поворота в экк-лезиологии никто не сомневался в том, что и «раскольнические» объединения обладают благодатными средствами спасения, поэтому заключались унии с той целью, чтобы во славу Спасителя вновь сделать зримой поставленную под вопрос принадлежность христиан к одному целому.
Но благородная цель может быть омрачена, если при обмене мнениями, по недостатку истинно христианской готовности понять мысли, заботы и нужды другой стороны, в первую очередь думают лишь об осуществлении собственных намерений. Это так и получалось, когда «более сильная» церковь считала одну себя способной решить возникшие проблемы и хотела доминировать при определении условий унии, потому что, хотя она и воспринимала серьёзно свой духовный долг познакомить другие церкви с собственным пониманием проблем и быть всегда готовой прийти им на помощь, но при этом упускала из виду, что с духовной отдачей должно быть связано и восприятие опыта церквей-сестёр. Подобное поведение имел в виду Ив Конгар, когда указывал на то, как на протяжении столетий латиняне держались учителями по отношению к грекам, греки же, наоборот, считали себя учителями латинян, и как обе стороны в течение всего времени пытались убедить другую сторону в исключительной законности собственных воззрений.
Вместо того чтобы привнести духовные ценности раздёленных расколом церквей в общее решение проблем, при униях, которые проявлялись в условиях превосходства одной из них, воззрения «слабейшей» церкви, которые не нравились «сильнейшей», предавались забвению, и при этом христианский мир беднел. К этому ещё Августин в латинском переводе Евангелия от Луки 24:23 дал такое толкование «compelle entrare», которое позволяло светской власти принимать государственные меры, когда строптивые упрямо отвергали принятие христианской жизни в требуемой форме, ссылаясь на библейские тексты. Вплоть до нового времени там, где существовали в различной форме государственные церкви, руководители разных конфессий при «объединении» раскольников усердно сотрудничали с «господствующей» церковью.
К тому же часто происходило так, что «более сильная» сторона могла повлиять лишь на часть «более слабой» и «объединялась» для начала с нею в надежде, что остающиеся до поры «вовне» части «раскольнической» церкви со временем «найдут истинный путь» и придут следом; на деле же то, что называлось «унией», оборачивалось новым расколом, который происходил внутри «более слабой» стороны. С VI в., когда император Маврикий разделил армян, и до XX столетия, до создания новой униатской церкви в Санкт-Петербурге и до «возвращения» униатов в православие, было много «уний», последствием которых становился раскол.
Это ещё меньше соответствовало духовному призванию церкви, когда в посттридентское время заключали унии, чтобы спасти души, ибо были озабочены тем, что по ту сторону границы раскола «заблудшие овцы» находились на пути, угрожающем спасению. Как бы ни старались действовавшие в этих случаях оказать представлявшуюся им истинной и необходимой помощь к вечному спасению, в действительности по ту сторону границы раскола они отрывали верующих от Тела Христова, чтобы вновь привести их к Телу Христову, но на своей стороне. Их духовное рвение можно уважать, но их деятельность должна быть отвергнута.