Но получилось иначе. «Легаты прибыли в Константинополь в апреле 1054 г. Они предстали перед патриархом, но были приняты более чем холодно. У патриарха было ощущение, будто его приветствовали несоответственно его рангу, легаты же посчитали, что были приняты неподобающим образом. Так это оставалось и при передаче папского послания. Тем сердечнее был прием у императора, и, казалось, переговоры об альянсе быстро продвинулись вперед. Поскольку патриарх не был склонен высказываться о послании папы и вовсе не проявлял уступчивости, Гумберт начал настраивать общественность против него. Он оперировал греческим переводом его полемической реплики на Opusculum Льва Охридского. Теперь же простодушный монах-студит, Никита Стифат, начал со своей стороны защищать греческий квасной хлеб и субботний пост. Его письмо не было шедевром богословия, однако тон его был учтивым. Все же Гумберт лишился выдержки. Он ответил бедному монаху в дурном полемическом стиле: Стифат, дескать, вышел не из монастыря, а, напротив, убежал из борделя и т. п. Но император, не желая подвергать опасности свой альянс с Римом, склонял Никиту отказаться от спора. Стифат должен был принести Гумберту свои извинения, а сочинение сжечь. После этого Керулларий не видел более оснований сдерживаться. Переполняло чашу его терпения и то, что Гумберт заговорил и о „филиокве“, о чем до сих пор вообще не было речи. Когда Гумберт и здесь ничего не добился, он решился на последний шаг. 16 июля 1054 г. вместе со своим сопровождением он вошел в храм Святой Софии и положил на алтарь буллу об отлучении, после чего покинул храм. Диакон бежал за ним с этой буллой в руках и просил его взять ее обратно. Но Гумберт отказался, и булла осталась лежать на улице, пока кто-то ее не поднял и не доставил патриарху. Тот отдал текст переводчикам, и реакция его по прочтении была соответствующей. Булла представляла собой нечто чудовищное, её содержание было не только некорректно, но и изобиловало неправдой. Анафеме предавались Михаил Керулларий, Лев Охридский, канцлер патриарха, а также все их помощники. Патриарху было отказано в его праве на титул, ему было поставлено в упрек, что он покровительствует симонии, защищает кастрацию, требует повторного крещения латинян, разрешает священникам жениться, не принимает бритых мужчин в церковную общину, и, ко всему прочему, кое-что вычеркнул из „символа веры“... После этого скандала легаты попрощались с императором и уехали. Тем временем патриарх рассказал императору о содержании буллы и склонил его вернуть легатов: они должны обосновать свои обвинения перед Синодом. Императорский курьер догнал их в Селимбрии и уговорил вернуться. Если верить сообщению Гумберта, у ворот столицы они узнали, что патриарх возражает против участия императора в заседании Синода. Кроме того, они боялись (снова согласно Гумберту), что Керулларий станет подстрекать массы против них. И на этот раз император сам советовал им уехать. Но Керулларий вовсе не хотел отказаться от публичного разбирательства в Синоде. Уже 20 июля, когда легаты уехали, он в присутствии императорских чиновников провозгласил отлучение от церкви авторов буллы, а 24 июля подтвердил то же самое на Синоде, состоявшем из 16 митрополитов и пяти архиепископов... Что же касается Византийской церкви в целом, то Гумберт и его коллеги остерегались подвергнуть ее отлучению, во всяком случае, они даже говорили о живой вере, которую они нашли в столице. Также и Керулларий не имел намерения провозглашать отлучение папы и всей Римской церкви. Несмотря на это, столь неприятный инцидент не мог быть расценен как просто спор между двумя несдержанными людьми, какими были оба оппонента. Тем более что в послании Льва Охридского содержались нападки на священные ритуалы и обычаи Римской церкви, а, в свою очередь, легаты нападали на священное наследие Византийской церкви».
Попытки примирения, как видно, не удавались, становясь причиной для эскалации противоречий. Это в первую очередь относится к событиям 1054 г., тем более что в них участвовали и были преданы анафеме высокопоставленные персоны. Всё случившееся усиливало дисгармонию, хотя на видимом уровне всё оставалось по-старому. Как прежде, стороны были мало расположены друг к другу, относились друг к другу с подозрением, при случае в определенном отношении помогали друг другу; затем опять спорили, время от времени возобновляли переговоры; но чаще всего рассматривали друг друга отлученными от церкви и при этом вновь стремились к единству, хотя бы к ограниченному. Так продолжалось в течение столетий до 1054 г., так это оставалось и впоследствии.