В XVII в. Московский патриархат ощущал необходимость церковных реформ. Богослужебные книги из-за частого переписывания были полны ошибок и нуждались в исправлениях. К тому же многие просвещённые люди желали открытия старомосковского уклада для влияния извне, надеясь, что после урегулирования церковно-правовых отношений между Русской и Греческой церквами, которое произошло в 1589-1593 гг., преодолеть изоляцию, в которой очутились русские православные после крушения Византийской империи. Одной из задач было привести богослужебные традиции Руси в соответствие с греческими. Однако необдуманный образ действий, жёсткая и непримиримая политика патриарха Никона создали большие трудности на пути реформ. В результате возникло старообрядчество — решительное оппозиционное движение, существующее до сих пор, которое признаёт истинно православным лишь всё русское и санкционированное русскими соборами XVI в. В присутствии и при участии патриархов Антиохии и Александрии русский Собор 1666/67
гг. низложил амбициозного патриарха Никона и в то же время признал недопустимым и отверг все отклонения русского обряда от греческого, те самые, с которыми вёл борьбу Никон. Установления, которыми русский Собор 1551 г. подтвердил особые русские обычаи, были объявлены как новшества и отменены, потому что они стали возможными будто бы «из-за неразумия, наивности и недостатка просвещения», а противники никонианской реформы были осуждены как еретики, отлучены от церкви и переданы светским властям для наказания. Так оппозиционное движение, прежде внутрицерковное, было вытеснено за пределы церкви. Произошёл раскол, затронувший все слои российского общества.С конца XVIII в. представители Русской государственной церкви пытались доказать, что анафема 1667 г. касается не старых обрядов, а неповиновения церковному руководству, которое и было виной приверженцев старых обрядов. Чтобы восстановить единство русского христианского мира, делались попытки привести староверов в подчинение церковному священноначалию, сохраняя при этом за ними право придерживаться старых обрядов. Первые приходы, придерживавшиеся старых обрядов, воссоединившись с Русской православной церковью, получили официальный статус в 1788 г. Московский митрополит Платон (Левшин) добился признания царём того, как он считал, хотя «не полного единения», но всё-таки «достаточного сближения» староверов с церковью, которая «как милосердная мать проявляет снисхождение к невежеству сбившихся с пути, но при этом не угрожает православным». «Единоверцы» — так стали именовать всех пришедших таким образом к единению с Русской церковью приверженцев старого обряда.
В своего рода энциклопедии старообрядчества, вышедшей недавно в России, объёмное определение «единоверие» объясняется так: «Единоверие — особенная часть русской господствующей церкви, учреждённая в 1800-м году императорским указом по представлению митрополита Платона для тех старообрядцев, которые согласны войти в подчинение Синоду, однако оставить древние обряды. Единоверие задумано наподобие западной унии: при сохранении старого порядка богослужебного чина и древних обычаев единоверцы обязываются принимать священство от господствующей церкви и поминать за литургией новообрядческий Синод или патриарха, вполне подчиняясь им».
Указ царя разрешал агитировать староверов вступать в единоверие, но переход православных к ним был по-прежнему запрещён. Потому что единоверие, хотя и было предпочтительно государственной церковью в качестве состоящего с ней в общении, при всём том оно было лишь терпимо и не было признано равнозначным православию. Не только в том смысле, как это изложено в цитированной энциклопедии старообрядчества, но ещё и потому единоверие, подобно восточным церквам, состоящим в унии с Римом, включает в себя лишь отколовшееся меньшинство, в то время как преобладающее большинство староверов решительно отвергло единоверие, и принадлежность к нему не считалась полноценной православной жизнью, что сравнимо с оценкой униатов большинством латинян конца XVIII и XIX вв.