Христос остановился в Эболи

Стоя в этой толпе ожидающих, я увидел знакомую фигуру; из автомобиля вышла моя сестра, которую я не видел очень давно и которая, казалось мне, появилась из бесконечного далека. Ее милые жесты, ее простая одежда, искренний тон ее голоса, открытая улыбка были все такими же, какими я их всегда знал; но после долгих месяцев одиночества, дней, прожитых в Грассано и Гальяно, они возникли предо мной как неожиданное и реальное воплощение мира воспоминаний. Эти целеустремленные жесты, эта легкость движений принадлежали иному миру, отделенному от того, в котором я жил, казались здесь невозможными, принадлежавшими другой, бесконечно далекой стране. До того времени я не мог отдать себе отчета в этом простом физическом различии; сестра приехала как посланница другого государства в чужую страну, с той стороны гор.

Мы обнялись, она передала мне приветы от матери, отца, братьев. Когда мы остались одни, укрывшись от посторонних взоров в кухне вдовы, я принялся нетерпеливо расспрашивать ее. Луиза рассказала мне о больших и маленьких семейных, частных и общественных событиях, происшедших в мое отсутствие, и о том, что делали мои друзья и дорогие мне люди, и о том, что говорили в Италии, о картинах, о книгах, о мыслях людей.

Это были самые дорогие моему сердцу вещи, к которым я без конца мысленно возвращался каждый день и которые казались мне такими близкими; но теперь, когда я убедился, что они существуют, они показались мне внезапно принадлежащими другой эпохе, имеющими другой ритм, повинующимися другим, непонятным здесь законам, более далекими, чем Индия и Китай. Я внезапно понял, что между этими эпохами не может существовать никаких отношений, что эти две цивилизации не могут иметь никакой связи, кроме магической. И я понял, почему крестьяне смотрят на приехавшего с Севера, как на человека с того света, как на чужое божество.

Сестра приехала из Турина, она могла остаться в Гальяно не больше четырех или пяти дней.

— Мне пришлось потерять много времени на путешествие, — сказала она, — я должна была заехать в Матеру, чтобы завизировать в местной квестуре разрешение посетить тебя. Поэтому вместо того, чтобы добраться в два дня через Неаполь и Потенцу, я вынуждена была потратить три и ехать через Бари и Матеру. В Матере я провела целый день в ожидании автобуса. Что это за край! По тому немногому, что я видела в Гальяно, пока ехала, мне кажется, здесь не так плохо; во всяком случае, хуже Матеры не может быть.

Ее испугало и привело в ужас то, что она там увидела. Я подумал, что она так болезненно реагировала на все потому, что никогда не была в этих краях и именно в Матере впервые увидела такую природу и такой обездоленный народ, и сказал ей об этом.

— Я не знала этих мест, но все же как-то представляла их себе, — ответила она. — Однако такой, какой я видела Матеру, я даже не могла себе ее вообразить.

- Я приехала туда, — рассказала она мне, — около одиннадцати утра. В путеводителе я прочла, что это живописный город, который стоит посмотреть, что там есть музей античного искусства и своеобразные постройки, похожие на обиталища троглодитов. Выйдя из вокзала — современного и даже роскошного здания, — я огляделась, ища глазами город. Но напрасно. Города не было. Я стояла на пустынном плоскогорье, окруженном выжженными, лысыми холмами из сероватой, усеянной камнями земли. Среди этой пустыни поднимались разбросанные в разных местах восемь или десять больших мраморных дворцов вроде тех, которые строят сейчас в Риме по проектам Пьячентини, с порталами, пышными архитравами, торжественными латинскими надписями и сверкающими на солнце колоннами. Некоторые из них были не достроены и казались заброшенными, парадоксальными и чудовищными среди этой унылой природы. Убогий квартал, где живут служащие, состоящий из домиков, построенных наспех, уже разрушающихся и грязных, примыкал к дворцам и закрывал с этой стороны горизонт. Все это казалось тщеславным проектом колониального города, случайно задуманным и заброшенным в самом начале из-за какой-то эпидемии, или скорее декорацией дурного вкуса для трагедии д’Аннунцио[24] в театре на открытом воздухе. В этих огромных величественных дворцах двадцатого века помещались квестура, префектура, почта, муниципалитет, казарма карабинеров, местная фашистская организация, совет корпораций, комитет баллилы и так далее. Но где же город? Матеры не было видно.

Я надеялась быстро управиться со своими делами и пошла прямо в квестуру; здание снаружи сверкает мрамором, но внутри грязь и зловоние, комнаты плохо подметены, пыльные, замусоренные. Мне нужно было завизировать разрешение на свидание с тобой. Меня принял помощник квестора, который одновременно является начальником политической полиции. Я пыталась протестовать против того, что тебя послали в малярийные края, и спросила, нельзя ли перевести тебя в более здоровое место. Присутствовавший при нашем разговоре комиссар полиции грубо оборвал меня:

— Малярия? Какая малярия? Это все выдумки. Бывает один случай в год. Ваш брат великолепно проживет там.