Христос остановился в Эболи

Где мне было поместить свою сестру? Хромой убийца коз получил ответ из Неаполя относительно дворца. Хозяева писали, что не очень хотели бы сдавать его, но если уже сдавать, то одну-две комнаты и по довольно высокой цене — пятьдесят лир в месяц, за что приносили свои извинения; что в центральных районах страны сейчас будет большая нужда в помещениях, потому что ждут войны и боятся, что Италия подвергнется обстрелу английского флота; что из Неаполя все собираются бежать и что сами хозяева или их друзья по всей вероятности будут прятаться здесь. Но за это время у меня пропал энтузиазм к этой романтической руине, которая, если все хорошенько взвесить, была, в сущности, непригодна для жилья. Ссыльный студент из Пизы (тот, что брал на ограде обед) прислал ко мне крестьянина, чтобы сообщить, что через несколько дней освободится помещение, которое он снимал для матери и сестры, учительниц, приезжавших навестить его; они жили замкнуто, никуда не выходили из дома. Плата была для него слишком высока, и после отъезда двух женщин я мог бы занять дом. Хромой и донна Катерина советовали мне принять предложение, но пока моей сестре приходилось делить со мной единственную спальню в доме вдовы, где она познакомилась с клопами, мухами и комарами Лукании; она сказала мне, что после пещер Матеры эта унылая комната кажется ей почти королевским дворцом. К счастью, в эти несколько ночей не приезжал ни налоговый инспектор, ни какой-либо другой посетитель. Приезд моей сестры был целым событием; синьоры поселка оказали ей наилучший прием; донна Катерина поведала ей о своей болезни печени и о кухонных рецептах и была с ней удивительно любезна. Синьора с Севера здесь, рядом, и к тему же врач! Им не приходилось еще видеть ничего подобного. Зачем же быть с ней нелюбезной? С крестьянами дело обстояло иначе. Знакомые с американским образом жизни, они находили вполне естественным, что женщина может быть врачом, и, конечно, воспользовались этим. Но ее присутствие вызывало у них еще и другие чувства. До сих пор я был для них человеком, упавшим с неба; мне чего-то не хватало — я был одинок. Теперь они узнали, что и у меня есть кровные связи на этой земле, и это в их глазах наилучшим образом заполняло брешь. То, что они видели меня с сестрой, затрагивало самую глубину их сердец; там, где нет чувства государственности и религии, чувство кровной связи, занявшее их место, ощущается с еще большей силой. Это не семейный обычай, не социальная, юридическая или духовная связь. Это святое, связывающее, магическое чувство общности. Поселок весь связан этими сложными цепями, которые являются не только материальной связью родства (двоюродный брат кажется настоящим братом), но и символическими, благоприобретенными связями кумовства. Кум Сан-Джованни — это даже больше, чем кровный брат; после выбора и ритуального посвящения он уже принадлежит к той же группе по крови; но главное — один для другого священен: нельзя сочетаться браком. Это братское чувство — самая крепкая связь между людьми.

Когда по вечерам мы с сестрой гуляли по единственной улице поселка, держась под руку, крестьяне с порога радостно смотрели на нас. Женщины кланялись нам и осыпали благословениями: «Будь благословенно чрево, носившее вас! — говорили они нам с порога, когда мы проходили. — Благословенна грудь, вскормившая вас!» Беззубые старухи у дверей переставали на мгновение прясть шерсть, чтобы произнести свое заключение: «Жена хороша, но сестра во много раз лучше». — «Брат и сестра — душа и душа!» Луизу, которая продолжала жить в привычной атмосфере городского рационализма, удивляло, что простой факт — иметь сестру — вызывает здесь такой энтузиазм.

Но что ее удивляло и возмущало больше всего — это то, что никто ничего не делает для этих мест. У нее был творческий темперамент, из тех, которые астрологи назвали бы солнечным, и ее деятельная доброта не терпела медлительности; она постоянно говорила о том, что можно было бы сделать, развивала передо мной практические планы помощи крестьянам Гальяно, детям Матеры. Больницы, приюты, борьба против малярии, школы, общественные организации, государственные врачи, — возможно добровольцы, национальная кампания за обновление этого края и так далее. Она сама охотно отдала бы все свое время для  дела, которое казалось ей таким справедливым. Нужно действовать, не дремать, не откладывать постоянно на завтра. Конечно, она была права; и то, что она предлагала, было хорошо и справедливо и вполне осуществимо. Но здесь все было гораздо сложнее, чем это кажется светлым умам справедливых и добрых людей.

Четыре дня ее пребывания у меня пробежали быстро. Когда автомобиль механика, увозивший ее, исчез в облаке пыли за поворотом позади кладбища, то и этот мир деятельного творчества и культуры, с которым я был связан когда-то и который с ее появлением вновь предстал передо мной, казалось, растворился, точно иссушенный временем, в далеком облаке воспоминаний.