Христос остановился в Эболи

Небо было ясным и легким, и время от времени по воздуху долетал вместе с похоронным звоном колоколов звук выстрела. Крестьяне, вооруженные блестящими ружьями, открыли праздник. После полудня, когда спала жара, началась процессия. Она вышла из церкви и прошла по всему поселку, поднялась к кладбищу, потом спустилась на главную площадь, затем на маленькую площадь, вниз, до Нижнего Гальяно, до самой разрушенной церкви Мадонны дельи Анджели, чтобы пройти обратно по той же дороге и возвратиться в церковь. Впереди шли юноши с шестами, на которых вместо знамен были прикреплены куски холста, белые простыни, и они размахивали ими; затем шли музыканты из оркестра Стильяно с большими блестящими трубами. А под балдахином, поддерживаемым двумя длинными жердями, которые несли по очереди дюжина мужчин, двигалась Мадонна. Бедная картонная раскрашенная Мадонна, скромная копия знаменитой и могущественной Мадонны ди Виджано, черноликая, как и та; она была одета в праздничное одеяние, убрана ожерельями и браслетами. За Мадонной шел дон Трайелла в белой епитрахили, надетой на старую грязную сутану; у него был тот же усталый, изнуренный и скучающий вид. Потом шли подеста и бригадир, потом синьоры, потом женщины все вместе с развевающимися белыми вуалями, дети и крестьяне. Подул сильный свежий ветер, поднявший тучи пыли; он развевал юбки, вуали и знамена; быть может, пойдет дождь, столь желанный, но тщетно призываемый в течение долгих месяцев жары: Когда проходила процессия, с треском стрелял двойной ряд ракетниц, установленных вдоль всей улицы. Зажигались фитили, вспыхивали полоски пороха, слышались взрывы бомб, на порог выходили крестьяне с ружьями и стреляли в воздух. Непрестанно раздавались треск и взрывы, прерываемые только неожиданным грохотом какого-нибудь более сильного заряда, будившего эхо в обрывах. Этот шум, похожий на шум сражения, заставлял светиться глаза людей не счастьем или религиозным экстазом, а чем-то вроде безумия, языческой экзальтации, всеобщего изумления. Все были возбуждены. Животные испуганно метались, козы скакали, ослы ревели, собаки лаяли, дети вопили, женщины пели. В дверях своих домов крестьяне ждали процессию с корзиной зерна, которое они полными пригоршнями бросали в Мадонну, когда ее проносили, чтобы она вспомнила о посевах и принесла удачу. Зерна летели по воздуху, падали на камни мостовой и отскакивали с легким шумом, как град. Среди зерен и животных, выстрелов и труб черноликая Мадонна была похожа не на милосердную матерь божию, а на подземное божество, покрытое тенью от чрева земли, деревенскую Персефону, адскую богиню жатвы.

Перед некоторыми домами, там, где улица расширялась, были приготовлены столы, покрытые белыми скатертями, как маленькие деревенские алтари. Процессия останавливалась около них, дон Трайелла бормотал какие- то благословения, и крестьяне и женщины торопливо приносили дары: прикрепляли к одеждам Мадонны монеты, бумажки в пять или десять лир, даже доллары — ревниво сбереженные остатки заработанных в Америке денег. Но большинство вешали ей на шею огромные ожерелья сухих фиг или клали к ее ногам фрукты и яйца и бежали за другими подарками, а процессия уже двигалась дальше, толпа все увеличивалась, все громче было громыхание труб, выстрелы и крики.

Чем дальше шла процессия, тем более многочисленной и шумной она становилась; наконец, пройдя через весь поселок, она вернулась в церковь. Упало несколько крупных капель дождя, но вскоре ветер разогнал тучи, гроза прошла стороной, и снова, вместе с первыми вечерними звездами, вернулась безоблачность. Зрелище фейерверка не было испорчено. Все торопливо проглатывали что-нибудь. И как только стемнело, все устремились к краю пропасти, откуда на глубине нескольких метров должны были взорваться бомбы. Тогда-то я и увидел юношей, которые взбирались на крышу монумента на маленькой площади, чтобы лучше насладиться зрелищем. В честь Мадонны даже нам, ссыльным, позволено было остаться лишний час на улице. Был великий день, праздник жатвы, вечер огня. Было истрачено три тысячи лир на фейерверк — и это в плохой год. Иногда тратили пять и даже шесть тысяч; поселки более крупные тратят в дни своих святых еще больше. Три тысячи лир для Гальяно — это невероятная цифра, сбережения целого полугодия, но на фейерверк их бросают охотно, и никто об этом не жалеет. После долгих споров решили пригласить наиболее известных пиротехников провинции; если бы было больше денег, пригласили бы из Монтемурро или из Феррандины, но пришлось довольствоваться пиротехниками Сантарканджело, которые, впрочем, оказались очень неплохими. И вот под аплодисменты, крики ужаса и восхищения женщин и детей поднялась прямо в небо, усеянное звездами, римская свеча, затем другая, потом еще и еще; вертящееся колесо, бенгальские огни, бомбы, большие золотые дожди — чудесное зрелище!