Христос остановился в Эболи

— Мы должны болеть малярией, а если ты захочешь избавить нас от нее, то тебя отправят отсюда.

Или, как думали другие, это было следствием интриг врачей поселка. А может быть, квестура испугалась, что я могу стать слишком популярным, потому что моя слава врача-чудодея все росла; часто приезжали больные из далеких селений, чтобы посоветоваться со мной. Телеграмму мне принесли вечером карабинеры.

На следующий день, на рассвете, когда еще никто в поселке не знал о запрете, к моему дому подъехал верхом человек и постучал в дверь.

— Пойдем, доктор, скорее, — сказал он мне. — Мой брат болен. Мы живем там внизу, в Пантано, в трех часах езды отсюда. Я привел лошадь.

Пантано — это местечко в направлении к Агри, далекое и заброшенное; там есть хутор, единственный на всех этих землях, где крестьяне живут в поле, далеко от селения. Я ответил человеку, что не могу поехать, так как не имею права не только выезжать из поселка, но даже и лечить. Я посоветовал ему обратиться к докторам Милилло или Джибилиско.

— К этим врачишкам! Лучше не звать никого. — Он покачал головой и уехал.

Шел мелкий снег с дождем. Я все утро сидел дома, сочиняя письмо в квестуру, в котором выражал свой протест против запрета, просил, чтобы его отменили и чтобы в ожидании новых распоряжений мне было разрешено не оставлять больных, которых я уже начал лечить, и чтобы в интересах населения я мог продолжать борьбу с малярией. Ответа на это письмо я не получил.

Около двух часов дня, когда я только что встал из-за стола, снова приехал всадник. Он уже побывал в Пантано; его брату стало хуже, даже совсем плохо, я любой ценой должен был попытаться спасти его. Мы пошли вместе к подесте, чтобы попросить специального разрешения. Дона Луиджино не было дома — он пошел к сестре на чашку кофе; там мы его и застали, развалившегося в кресле. Я сообщил ему о происшествии.

— Это невозможно. Приказы из Матеры нельзя нарушать. Я не могу взять на себя такую ответственность. Останьтесь с нами, доктор, и выпейте чашку кофе.

Крестьянин, человек умный и решительный, не сдавался и продолжал настаивать. Моя покровительница донна Катерина встала на нашу сторону. Запрет Матеры разрушал все ее планы, развязывал руки ее врагу Джибилиско; и она не переставала бросать в его адрес всякие обвинения и восклицала:

— Это все анонимные письма, они их написали бог знает сколько! Джибилиско был на прошлой неделе в Матере. Там не знают, что вы благословение для поселка. Но я возьму это дело в свои руки. Мы тоже имеем влияние в префектуре, этот запрет скоро будет снят. Как досадно получается! — «И она пыталась утешить меня кофе и сладостями. Но вопрос не терпел промедления, и хотя донна Катерина была на нашей стороне, дон Луиджино не желал ничего знать.

— Не могу, у меня слишком много врагов. Если узнают, я потеряю место. Я должен подчиняться распоряжениям квестуры.

Дон Андреа, старый учитель, соглашался с ним; он тихо подремывал, исподтишка проглатывая сладкий пирожок. Дискуссия продолжалась, но ни к какому решению не пришли. Подесте, любившему разыгрывать из себя друга народа, не хотелось отказывать мне в присутствии крестьянина. Однако страх победил все.

— И потом, существуют же другие врачи. Попробуй позвать кого-нибудь из них.

— Они никуда не годятся, — сказал крестьянин.

— Он прав, — кричала донна Катерина, — дядя слишком стар; а о другом не стоит и говорить. И потом в такую погоду, по такой дороге они не захотят ехать.

Крестьянин поднялся.

— Я пойду за ними, — сказал он и ушел.

Его не было почти два часа, и все это время семейный совет продолжался без всякого результата.

Хотя меня и поддерживала донна Катерина, но мне не удавалось преодолеть страх подесты: слишком необычным и ответственным был для него этот случай. Вскоре крестьянин вернулся с двумя листками бумаги в руке; на лице его было написано полное удовлетворение результатом, которого он достиг в жестокой борьбе.

— Ни один врач не может поехать, они больны. Оба дали мне письменные подтверждения. Теперь вы должны отпустить дона Карло. Посмотрите! — И он положил оба листочка перед доном Луиджино. Крестьянину удалось, пустив в ход все свое красноречие, а быть может, и угрозы, заставить обоих врачей написать, что из-за дурной погоды, преклонного возраста и плохого состояния здоровья они физически не могут отправиться в Пантано; в отношении старого доктора Милилло это была чистая правда. Теперь крестьянину казалось, что ничто уже не может помешать мне. Но подеста не был убежден и продолжал упорствовать. Он послал за канцеляристом муниципалитета, зятем вдовы, честным человеком; тот сказал, что нужно меня отпустить. Пришел доктор Милилло. Он был в дурном настроении, так как ему выразили недоверие, но он не противился моему отъезду.

— Только пусть заплатят вперед! Ехать в Пантано! Даже за двести лир не поехал бы.