Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Что-то в тоне его голоса не понравилось Христу. Он обвёл глазами апостолов, но ничего особенного не заме­тил. Лица как лица. Медные, в резких тенях. И большие кривые тени двигаются за ними по стенам, заползают косматыми — с котел — головами на потолок.

— Н-ну? — спросил Христос. — Нет, Петро, водку отставь. Так и город пропьём. Пива глоток плесни.

Тень на стене пила из огромной глиняной кружки.

— Так что? Сидите? Морды мочите? А руки в бою замочить красным — это вам страшно? А в вязкую глину их запачкать на укреплениях — это вам гадко и тяжело?

Молчание.

— Что делать будем? Морды вам чистить? За стены изгонять в руки врагам?

Лицо было сурово.

— Я понимаю, хлопцы, — немного более сдер­жанно продолжал Христос. — Вам лезть на рожон до конца не хочется. Вас, если схватят, может, и по­жалеют по делам вашим. Скажем, не на кол посадят, а в каменный мешок до последнего издыхания. Всё-таки жизнь. Вы не то, что я. Вас они не могут до конца ненавидеть, а меня ненавидят, ибо я свидетельствую о них, что дела их злы. Что все заповеди человеческие они подменили одной, десятой: «Уважай изменников, и хорошо тебе будет».

Смотрел на потупленные головы:

— И всё же последний мой вопрос. Будете вы вояками за правду либо так и оставить вас в пропойцах и ворах? Будете со мной? С ними?

Петро бегал глазами по сообщникам. Решился:

— Конечно, с тобою.

— Ты не сомневайся, — поддержал его Бавтромей.

— Брось, — загудели голоса. — Чего уж... С начала идём... Ты на тот свет, и мы вслед.

Братчик обводил взором лица. Люди старались смотреть ему в глаза, и каждый другой, не такой простодушный, заметил бы, что они стараются. Но этот не заметил, кроме того, ему хотелось верить.

— Хорошо. Собирайтесь. Сейчас же двинетесь таскать камни на забрало. А ты куда, Тумаш? Натаскался, кажется?

— Я к вратам. Там и посплю где-нибудь, — и Фома вышел из хаты.

Апостолы начали собираться. Только Иуда снял поршни, отодвинул с краешка стола мисы, положил на него тетрадь со своими записями, сбросил плащ и сделал из него на скамье подобие подушки. Зевнул.

— А я тут лягу... Прости... Я успею...

— Конечно, — согласился Христос. — Две ведь ночи не спал. Вздремни. Разбужу утром.

Иуда, не раздеваясь, лёг на скамью. Едва только го­лова его опустилась на свёрток, уснул. Словно в тёмный глубокий омут опустился. Словно ринулся в бездну.

— Ну, так идем, — сказал Христос. — Работать будете, как волы. Помните, дали слово.

— Конечно, — промолвил Петро.

И вновь что-то неискреннее почудилось Христу в его голосе.

— Смотрите только, чтобы мне не довелось сказать: один из вас сегодня не предаст меня.

Пронзительно и свежо начали кричать над сонным городом первые петухи. Люди вышли. Иуда спал камен­ным сном. И тут вновь отворилась дверь, и в щель осто­рожно просунулось горбоносое, в сетке крупных жесто­ких морщин, лицо Матея.

— Раввуни, — шёпотом позвал он. И потом сказал погромче: — Раввуни.

В комнате слышно было только сонное, ровное ды­хание.

И тогда Данель подошёл, осторожно взял со стола рукопись, вышел на цыпочках и закрыл за собою дверь

Перекличка петухов всё ещё продолжалась. Кричал один. Отвечал ему хриплым басом соседний. Ещё один. Ещё. Совсем уж издалека тонюсенькой ниточкой голоса отзывался ещё какой-то. Каждый очередной крик вызы­вал мелодическую лавину звуков.

Кричали первые петухи над городом. Люди сквозь сон слышали их и не знали, что вторых петухов много кто не услышит.

Глава XLV

САД ВОЗЛЕ КОЛОЖИ

Ибо корень всех зол есть сребролюбие.

Тимофею, 6:10

Где-то дети мои жили в любви,

Росли, росли, наклонились

Да чрез церквушку сцепились.

Белорусская песня

Над землёй царил лунный свет. Белёные стены домов казались нежно-голубыми. Густая лазурь господ­ствовала на течении недалёкого Немана. Серебрилась и синела листва деревьев. Луна в вышине была светла, как трон Божий, так светла, что больно было смотреть на неё. И лишь редкие звёзды можно было рассмотреть на прозрачной лазури небосвода.

Они шли около стены, окружавшей Коложу. Чёрные тени на лазурном.

— Отчего бы тебе не удрать куда-нибудь, — сделал последнюю попытку Сымон Кананит. — Удрал бы куда-нибудь, где не так страшно. Есть ведь страны...

Христос взглянул на него. Лицо было голубым.