Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Лицо Юрася говорило только, что ему неловко и плохо. И Лотр совершил диверсию, чтобы узнать, как далеко Христос зашёл в мыслях:

— Ну, а прыгнул бы отсюда или нет?

— Дудки. Святого, может, и вынесли бы ангелы, а я плут, я шалбер.

Обычное наивное лицо. Облик проходимца, добы­вающего хлеб плутовством. Лотр придвинулся к нему.

— Слушай, — голос его осекся. — Слушай, Христос, и забудь, что ты мошенник. Ты великий, ты мудрый, ты Бог. До того времени, пока мы возносим тебя. Ты нам ну­жен такой. Но и ты нас держись. Видишь — город воз­ле ног. Большой, богатый, красивый. А за ним вся Белая Русь, всё королевство, вся земля. Если будешь держать­ся... нас, если скажешь, что без... нас плачет престол свя­того Петра — озолотим. Всё дадим тебе. Преклонение... царства... богатство.

И осекся, увидев на этом удивительном, беспардон­ном лице отвращение.

— Я ведь говорил, что не хочу быть святым. Я удо­влетворён был, что я бродяга... Я сегодня драку видел... Лучше отпустите вы меня. Не хочу я в Рим. И тебе не со­ветую. В Рим я пошёл бы только, чтобы увидеть одного человека.

— Что за человек?

— Он не имеет власти. Но он знает больше всех на зем­ле, хоть даёт людям лишь часть своих знаний. Не понимают. Не поймёшь и ты. Он рано пришёл. Он теперь, вероятно, стар. Я обязательно хотел бы увидеть его. Но в Рим, в этот город нечестивцев, я пошёл бы только обычным бродягой-школяром. Если тут такое, что же тогда в Риме?

— Хочешь, я разузнаю об этом человеке? — ласково и заманчиво предложил Лотр. — Что делает этот твой «знаток»?

Он понял, что золотом с этим бродягой не сделаешь ничего и надо искать другие пути.

— Откуда? Где? — иронически спросил Христос.

— Я не знаю, но тут есть человек, который знает всё. Что делает этот твой «знаток»?

— Рисует, занимается анатомией.

— Так я и знал, что какая-то пакость вроде потрошения мёртвых.

— Да этого не надо... Достаточно, что «знает больше всех».

— Караульный! — окликнул Лотр. — Слушай, ка­раульный. Сходи в новый дом на Старом рынке и спроси там о «человеке, который знает больше всех и живёт в Риме», хоть это «больше всех» сильно отдаёт ересью, так как больше всех знает, конечно, папа, а он, насколько я могу судить, мертвецов не режет и не способен нарисовать даже груши.

— Кого спросить?

— Спроси Бекеша.

Караульный ушёл. Друзья стояли немного словно оглушённые. У Криштофича легла от переносицы на лоб резкая морщина. Бекеш не верил своим ушам:

— Зачем этому мошеннику понадобился великий мастер?

— Не знаю, — глубоким голосом ответил «Пожаг». — Но что-то во всём этом есть. Пособник этой сволочи, бро­дяга, знает о человеке, который «знает больше всех».

— Что-то есть, — размышлял Клеоник. — А может, мы не напрасно отбивали его? Буду смотреть... Буду очень пристально присматриваться к нему.

— Зачем? — спросил Бекеш.

— Мне интересно.

— Этого достаточно, — одобрил Бекеш. — Но он знал, что этот человек мог спускаться на дно, но не oткрыл этого людям, ибо они превратили бы это во зло. Откуда он знал, что этот человек завещал людям летать, а в его умении живописать было что-то божественное.

— А может, мы были правы, когда говорили о крае за морем, где люди уже умеют летать? — предположил Криштофич.

В этот момент крик за окнами перерос в вопль и в трубы архангельские. Казалось, вот-вот расколется сама земля.

На гульбище появился человек в хитоне и стал под­ниматься на башню.

— Боже! Боже! Боже! Спасай нас!

— Отпусти нам грехи наши!

— От когтей дьявола, от преисподней спасай нас!

— Боже! Боже!

Человек стоял на башне, и солнце горело за его спи­ной. Слепило глаза людям, которые протягивали к Братчику руки.

На гy6ax Кашпара появилась саркастическая ухмыл­ка. Юноша показал подбородком на башню.

— Этот? Откуда? Ну, уж нет. Скорее я сам оттуда. А это отродье кожана если и спрашивало о мастере, то наверняка чтобы попробовать... а может, и его механиз­мы могут помочь ему в мошенничестве. Обокрасть, а по­том, возможно, и самого святой службе выдать.

Криштофич пасмурно буркнул:

— Святая служба уж не страшна великому масте­ру... Великий мастер умер...

Христа не держали ноги. Он сел на каменную сту­пеньку прямо перед Лотром и караульным.

— Умер? — растерянно спросил он. — И совсем не­давно?

— Умер, — повторил караульный. — Они говорят: «Вынужден был бросить родину и умер на земле хрис­тианнейшего, святому подобного, рачителя о вере, кроля Франтишека французского».

— Умер, — словно утвердил школяр. — А как же я?

— Что как же вы? — сурово спросил Лотр.

— Ну вот... единственный человек, ради которого мне надо было ехать в Рим. И как тяжело, наверно, было ему умирать... Один. Так высок умом, что со всеми ему было скучно.

Он смотрел словно сквозь собеседников, сквозь город, сквозь весь мир, и глаза его были такими отсутствующими, такими «дьявольскими», как подумал Лотр, такими нечеловечески одинокими, что двум другим стало страшно.

— Куда ты смотришь? — спросил Лотр. — Где ты? Что видишь?

Тот молчал. Лишь через несколько минут сознание как бы стало возвращаться в эти глаза вместе с ледяным холодом и ледяной тоской.

— Никуда, — саркастически ответил он. — Нигде. Ничего.