— Ваше благородие, — взмолился Сергеев, — вы же знаете: отец мой убит на этом форту, когда штурм был. Я же это понимать должен. Разве я сошел бы с поста? Меня сменили.
— Не лги.
Сергеев пожал плечами. Слезы были в его глазах.
— Воля ваша, ваше благородие, я пост сдал. Разве я мог понимать, что это чужие люди, когда и пароль, и все такое… Ну, совсем наши.
На мгновение у меня мелькнула в голове мысль о злоумышлении, о турках, Бог знает о ком, но я ее оставил. Никто не мог в эту вьюгу пройти на дальний горный пост.
— Коновалов, — сказал я караульному унтер-офицеру, — за Сергеевым наблюдать. Как только стихнет, разводящего, часового и Сергеева нарядить на пост. Ты останешься здесь, я пойду на смену… И если только ты врешь!.. — угрожающе кинул я Сергееву.
В своей комнате я не находил себе места. Какие разные роились мысли в моей голове… Сергеев жив. Сергеев не замерз… Ну — суд… Ну, дисциплинарный батальон… Но ведь жив же. А позор полку… Часовой ушел с поста.
Не умер, не замерз, как должен был, а ушел с поста… Какая гадость…
Так в мучительном раздумье провел я часа три. Наконец, караульный унтер-офицер заглянул ко мне.
— Ваше благородие. Вьюга стихла. Можно идти.
Ветер дул с той же силой, но метель прекратилась. Сквозь разорванные тучи проглядывал месяц, всё кругом было бело. Проваливаясь по колено, а где и по пояс, мы медленно подвигались, ощупью находя путь.
На темной, с обдутым снегом скале показалась постройка. Вдоль нее взад и вперед ходила какая-то тень. Я вгляделся. Мое сердце екнуло. На посту был настоящий часовой.
Он ходил, как ходят, согреваясь, часовые.
Ружье зажал под мышкой, руки вобрал в рукава. Приостанавливался, вглядывался и опять ходил по натоптанной по снегу тропинке. Месяц светил ясно. В синем небе черными зубцами высились горы. Всё было безлюдно и неподвижно, и внизу, точно отражая звезды, мерцали уличные фонари Карса.
Мы тихо карабкались к посту. Впереди разводящий с фонарем, за ним очередной часовой, потом Сергеев и я.
Часовой увидел нас. Он стал подле будки, взял ружье к ноге. Разводящий остановился.
Я услышал его команду:
— Смена, вперед, марш.
Звякнули ружья, взятые на караул.
Из-под башлыка сверкали глаза. Разводящий с часовым проверили печати и замки. Всё было исправно.
Мы пошли назад. Впереди я, за мной Сергеев, потом разводящий и тот часовой, что сменил Сергеева. Сейчас всё определится. Мы узнаем, кто и откуда был послан на смену замерзающему Сергееву. Внизу идти было легче, мы шли по пробитому нами снегу. Показались фонари гауптвахты, мы вошли в полосу света.
— Ну, раскутывайся и говори, кто ты и откуда ты взялся, — громко и весело крикнул я таинственному часовому и обернулся.
Нас было трое: я, Сергеев и разводящий.
— А где же… — раскрыл я рот.
— Всё время тут был, — растерянно пробормотал разводящий. — Как шли — по снегу сапоги ихние за мной скрипели следом.
— Да кто же это был такой? — воскликнул я.
— Не могу знать, — сказал разводящий и перекрестился.
— Не могу знать, — сказал, крестясь, Сергеев.
Я заперся с караульным унтер-офицером в дежурной комнате.
— Как быть, Коновалов? — сказал я. — Надо обо всем рапортом донести.
— Не поймут, — сказал задумчиво Коновалов. — Сергеева только под суд подведем и себя не оправдаем… А по совести — Сергеев тут и совсем ни при чем. На все Божья воля.
— Да кто же это был? — прошептал я.
Коновалов долго не отвечал. Он смотрел прямо мне в глаза. Его загорелое, сухощавое, скуластое лицо было спокойно и твердо.
Наконец, он уверенно и ясно сказал:
— Ангел Господень…
Рассказчик умолк.
— Ну, знаете, — сказал господин в очках. — Это называется святочный рассказ.
Но его никто не поддержал. В темной комнате стояла тишина. Свечи на елке догорели. Почтенная Марья Федоровна, экономка Дарьи Петровны, заглянула из столовой:
— Дарья Петровна, прикажите огня засветить.
— Нет, — глухо сказала Дарья Петровна, — оставьте так. В темноте посидим.
Мне казалось, что каждый из нас думал об этом простом рассказе и искал в своем прошлом чудеса Господни. Думал и я… Сколько раз Ангел Господень приходил и спасал меня!..
— Да… — вдруг прозвучал мелодичный голос графини Веры из темного угла дивана. — Я верю, что, когда все покинули, оставили Россию, когда погибнет она от нашего равнодушия, нерадения и несогласия, — Ангелы Господни охраняют ее до новой смены… Стихнет метель, и пойдем мы ей на помощь и найдем ее… спасенной… и охраненной…
Надрывно грустно звучал ее голос.
Сладко пахло парафиновой и смоляной елочной гарью, и в темноте казалось лучше и спокойнее сидеть.
Ближе к России… Ближе к Богу…
Алексей Николаевич Будищев
Светлый гость. Рождественская сказка
В лесу творилось что-то невообразимое.