Они молчали несколько долгих минут. И вдруг Сафронов затянул тихую грустную песню. Марина Карповна замерла, не отрывая взгляда от звёздного неба.
– Эту песню ты пел двадцать лет назад, перед нашей свадьбой, – сказала она, вздыхая. – Я помню этот день так, как будто всё случилось только вчера.
– Вот как? – удивился Сафронов. – А какое сегодня число?
– Двадцать четвёртое июня, – ответила Марина Карповна. – А завтра день нашей свадьбы, Ваня.
– С ума сойти можно! – воскликнул Сафронов. – А у меня эта дата совсем вылетела из головы.
Пару минут они провели молча, вспоминая прошлое.
– Как всё скоротечно в жизни нашей, – отвлекаясь от своих воспоминаний, сказал Сафронов. – И обвенчались мы словно вчера.
– Нет, Ваня, это было очень-очень давно, – вздохнула с грустью Марина Карповна. – Двадцать лет – срок не малый.
– И пролетели эти двадцать лет, как один день, – поддержал Сафронов.
– А ты помнишь, когда мы поженились, наши отцы, договорившись, отправили нас в Самару?
– Такое разве забудешь, – усмехнулся невесело Сафронов. – Твой отец дал нам денег, а мой… Мой передал два магазина.
– И тогда ты весь сосредоточился на приобретении богатства, – продолжила Марина Карповна. – Сначала у тебя ничего не получалось, и это тебя мучило. – Она ласково коснулась ладошкой руки мужа. – Как раз сейчас ты выглядишь таким же, как тогда, двадцать лет назад.
– Тогда я только заботился, как состояние сколотить и приумножить его, – вздохнул Сафронов. – А сейчас я на грани разорения, дорогая, и все помыслы мои о том, как избежать его.
– В Самаре мы прожили целых двадцать лет, – улыбнулась Марина Карповна. – Но всё равно мы здесь чужие. А вернёмся в Тамбов, там всё по-другому будет, вот увидишь.
– Давай вернёмся к этому разговору позже, дорогая, – попытался сменить тему Сафронов. – Хотя бы тогда, когда станет окончательно ясно, разорен я или всё ещё на плаву.
– Через два года наша дочка оканчивает университет, – заговорила Марина Карповна. – И мы должны подумать…
– А ничего не надо думать, родители, – послышался из темноты сада голос дочери, заставивший Сафроновых вздрогнуть и вскочить со скамейки: – Ваша дочь уже не закончит университет. Обрадует вас эта новость или огорчит, уже не важно. Важно то, что я только что приехала и очень хочу есть…
Наступило утро. Участники радений, наскоро помывшись в бане, покинули подворье молельного дома. Расходились как всегда, скрытно и осторожно. Те, кто проживал в Зубчаниновке, брали к себе тех, кто проживал в Самаре или на других окраинах города.
Андрон, отложив Библию, подозвал к себе Агафью.
– Ну что там у тебя, отвар готов? – спросил он шёпотом, покосившись на прибирающуюся в горнице Марию.
Агафья молча кивнула.
– А Евдоху им напоила?
– Недосуг было, – прошептала Агафья.
– Сейчас в самый раз подошло времечко, – отводя «богородицу» к окну, шепнул на ухо Андрон. – Уже утро наступило, пора…
– Я всё поняла, – вздохнула Агафья. – Сейчас всё сделаю.
Подойдя к столу, старуха наполнила бокал мутной жидкостью и подозвала Марию.
– Вот, снеси отвар сестре своей, Марька, – не терпящим возражения тоном приказала она. – Да и проследи, чтобы она всё, без остатка, выпила.
– А ежели пить не будет? – оторопело уставилась на неё девушка. – Она же который день без памяти лежит.
– Пить не будет, влей потихонечку, – процедила сквозь зубы Агафья. – Да гляди, чтобы не захлебнулась она. Одной рукой нос ей зажимай пальцами, а другою вливай помаленечку.
– Умею я, не впервой, – беря стакан, вздохнула Мария. – Только я её отварами и потчую.
С бокалом в руках она вышла из избы, а Андрон с укором посмотрел на старицу.
– Зачем ты так, Агафья? – сказал он. – Ты же отправила сестру убить сестру.
– А ежели я бы сама пошла, Евдохе бы легче от того стало? – огрызнулась старица. – Ей сейчас всё одно из чьих рук смерть принимать.
– Ну-у-у, знать так тому и быть, – вздохнул Андрон. – Через сколько по времени Евдоха помрёт, сказывай?
– Часов через пять, не раньше, – ответила, морщась, Агафья. – Яд этот медленно по жилкам растекается, но бьёт наповал. Никто из тех, кто его принял, не выживет.
– Как преставится Евдоха, надо бы о теле позаботиться, – отворачиваясь от старицы, сказал Андрон. – Да так позаботиться, чтобы никто и никогда не нашёл бы её.
– Вот ещё была бы нужда, – буркнула холодно Агафья. – Завернём в куль, привяжем камень потяжелее, и айда в Волгу рыб кормить. Там её никогда и никто не найдёт.
– Я думал об этом, но отказался от мысли эдакой, – возразил Андрон. – Тело надо к реке доставить, в лодку погрузить и подальше везти от берега. А вдруг кто заметит? Хоть в ночь-полночь, а на реке всегда люди.
– И на погосте мы её похоронить не можем, – задумалась Агафья. – Тогда отпевать её придётся попа приглашать, а как только в гробу её люди увидят…
– Не на кладбище её хоронить надо, а на скотомогильнике, – хищно осклабился Андрон. – Вот там её точно никто и никогда не отыщет. Утречком рано тело в телегу уложим, сеном присыпем, и Савва её куда надо отвезёт и всё остальное сделает.