А Павел… Всякое говорили про него в монастыре. То пил, как губка, то на рынке грибами торговал. Последний раз его видели у баптистов. Погубил человек свою душу, да и сия временная жизнь стала никчемной и пустой. … Геннадий подходил к своей церкви Ильи Пророка, печально глядя на паутину лесов, которой был спеленут храм. Да только не видать в этой паутине «паучков», то бишь строительных рабочих. Нет и не предвидится у отца Германа денег на оплату стройматериалов и рабсилы.
Перед храмовой иконой, писанной на фанере, истово молился псаломщик Вадим. Был он бородат, лыс и шестидесяти годов от роду, однако при всем том имел душу младенца.
Геннадий рассеянно положил крестное знамение, и псаломщик тут же засеменил к нему, сложив ладошки лодочкой – правая поверх левой.
– Батюшка, благословите!
Иеромонах черкнул в воздухе невидимый крест, протянул руку для целования. Вадим рьяно, звонко чмокнул кисть настоятеля, воззрился полубезумным взглядом. Был он явно не в себе.
– Да что с тобой, Вадим? – встревожился Геннадий. – Ты прямо весь дрожишь.
Псаломщик внезапно разразился истерическими рыданиями, бухнулся в ноги иеромонаху:
– Батюшка! Отец Герман! Родной вы наш!
Геннадий невольно попятился.
– Да что случилось? – выкрикнул он совсем неподобающе для своего сана.
Вадим вскочил с колен, проговорил, с трудом сдерживая конвульсии в горле:
– Елизавета Марковна приходила, отец Герман.
Голос его звучал с глухой торжественностью, будто псаломщик возвестил по меньшей мере о явлении пророка Илии.
– Кто такая?
– Да как же, батюшка… Вдова директора рынка, вы ж недавно отпевали его.
– А, которого конкуренты расстреляли в машине… Теперь вспомнил.
В тот день директор рынка Мжаванадзе, надо полагать, первый раз в жизни пересек порог церкви, да и то в виде трупа.
– Елизавета Марковна ждала вас, ждала, – вещал псаломщик, и по щекам его катились беззвучные слезы, – да и не дождалась. Ушла. Я уж раз двадцать вам домой звонил.
– Я больную исповедовал, – резко ответил Геннадий. – Так чего этой вдове было нужно?
Лицо псаломщика стало суровым, и он проговорил ровным, замогильным голосом:
– Деньги она принесла. Пожертвование. На помин души мужа своего.
– Да? – встрепенулся Геннадий. – Это хорошо. Это кстати. И много денег?
Вадим оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что кроме них в храме никого нет.
– Мильён. Мильён рублей, отец Герман.
Псаломщик проворно схватил иеромонаха за руку и повлек его в ризницу. Там бородач шумно высморкался в замызганный носовой платок, аккуратно спрятал его в широкий карман стихаря и принялся методично выгружать на стол из-за пазухи пачки тысячерублевых купюр в банковской упаковке. Не сдержался, снова принялся беззвучно рыдать.
Ровно десять пачек. Геннадий оторопело смотрел на свалившееся с неба богатство, для верности взял один «кирпичик» в руку, повертел. Псаломщик внезапно успокоился.
– Ключ-то от сейфа у вас, отец Герман.
Геннадий положил пачку на стол, широко перекрестился.
– Господи, слава Тебе! Святый пророче Божий Илие, благодарю тя!
И опустился на колени перед маленькой иконой Ильи Пророка, висевшей в углу ризницы.
Вслед за ним гулко стукнул лбом в деревянный пол псаломщик Вадим. В таком положении они оставались несколько секунд, затем Геннадий стремительно поднялся, достал из сумки связку ключей. Подошел к довоенному коричневому сейфу с треугольной табличкой «артель Мосметаллснабсбыт».
Сложив пачки на полочку сейфа, тщательно заперев его и перекрестив дверцу, он положил псаломщику руку на плечо:
– Ну, Вадим, услышаны наши молитвы. Теперь к Покрову внутренность храма приведем в божеский вид. Иконостас в епархиальной мастерской закажем. Утварь купим, праздничные облачения. Пошли, брат Вадим, служить благодарственный молебен.
– Пойдемте, батюшка, – счастливо улыбнулся псаломщик.
– Да, Вадим… И запиши этого раба Божьего, как его там, убиенного директора рынка, на вечное поминовение…
Глава одиннадцатая
Сергей попробовал загладить неловкость, вызванную его эскападой насчет эксгибиционистов и ханжей:
– Кстати, Елена Сергеевна, вы только что подали мне замечательную идею.
– Это какую же? Разместить внутри макета фигурку голой девки? – фыркнула Крутикова.
– Честно говоря, мне эта смелая мысль в голову не приходила, – с сожалением в голосе молвил Сергей. – Видимо, с фантазией напряженка…
Меницкий деланно хохотнул, но при этом ожесточенно подавал Сергею недвусмысленные знаки: мол, хватит пикироваться с Крутиковой, ты что, брат, с ума сошел?
Сергей чуть заметно кивнул своему покровителю: мол, понял, больше зарываться не буду.
Сказал по-деловому:
– Можно закачать в воду краситель, и цвет стен станет любым, по желанию заказчика.
– Хм, заказчика! – иронично отреагировала Крутикова. – Ну скажите на милость, какой нормальный человек захочет жить в доме из воды? Лично я не представляю.
Меницкий счел нужным применить тяжелую артиллерию:
– Да разве в этом дело, Боже ж ты мой! Вот вы, Елена Сергеевна, ходите на демонстрации мод?
– Хожу, – с вызовом отвечала доцентша.
– Не понимаю, при чем тут… – попытался вступиться за Крутикову Шпилько.