Хроника Горбатого

Чудик. Шестьдесят две полевых кухни с мясными щами врагу оставили. Сто двадцать восемь танков, девяносто орудий, сто двадцать автомашин и тракторов. Четыре тысячи солдат вмёрзли в финскую землю, среди них два генерала. Представь себе, пошёл я размяться, еды поискать, а политрук чуть меня не пристрелил, решил, что сдаться хочу. Товарищ Говеных, да никто бы в плен меня не взял – зачем, горячей пищей подкормить, что ли? Им самим хлеба не хватает.

Политрук. А ты не шастай! (Читает по бумажке) «Настало время дать крепко по зубам провокаторам войны».

Чудик. Да у меня их не осталось.

Политрук. Разговорчики! Я не про твои гнилушки.

Чудик. Товарищ Говеных, перед лицом своих товарищей и смерти хочу спросить – что мы здесь делаем?

Политрук. Как это – что? Твёрдо и неуклонно осуществляем последовательную политику мира.

Чудик(поёт).

Много лжи в эти годы наверчено,
Чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывайте ж теперь нам доверчиво
Половинки широких воро-от!
Зюзьга, не умирай!
Ни шутам, ни писакам юродивым
Больше ваших сердец не смутить.
Отнимали не раз вашу родину —
Мы приходим её возврати-ить!

Господи, как домой хочется, на Литейный проспект, в столовую с тёплыми переваренными макаронами и котлетой. Товарищ политрук, а что за шуты и юродивые в этой песне, я не понял. Юродивые писаки – это о ком?

Политрук. Пёс его знает. А шуты гороховые – из финской правящей клики. Они запродали свободу народа своим империалистическим хозяевам.

Чудик. Писакам?

Политрук. Да нет. Англо-французским империалистам.

Чудик. Это они зря, конечно.

Мы приходим помочь вам расправиться,
Расплатиться с лихвой за позор.
Принимай нас, Суоми – красавица,
В ожерелье прозрачных озёр![58]

Товарищ майор, почему финны не хотят освобождаться от гнёта помещиков и капиталистов?

Политрук. Подлый народ. Им советская власть свободу дала. За их независимость боролись Ленин со Сталиным. А они нас в мешок – вместо того, чтобы обеими руками ухватиться за предложения и пойти навстречу.

Чудик. А может, им хорошо под гнётом? С чего они так сопротивляются?

Политрук. Им мозги запудрили шулера-очковтиратели. Навязали империалистические ценности.

Чудик. Какие ценности у империалистов?

Политрук. Жажда наживы, фальшивые политические игры, борьба за монополию.

Чудик. Вот у них снайпер горбатый – вы про него, конечно, слышали – по всем меркам героический человек, вроде совсем молодой. «Горбатая смерть». Он жизнью рискует, ничего не боится, от его винтовки сколько наших полегло, так вот, хочу спросить: он тоже борется за монополию и жаждет наживы?

Политрук. Конечно! Ему за каждого убитого красноармейца карманы золотом набивают.

Чудик. То есть он от жадности воюет? А я думал, из любви к родине.

Политрук. Исключительно из своих хищнических интересов.

Чудик. Понятно. Я копыто нашёл и сугроб, бурый от крови. Сейчас его растоплю, сварю похлёбку. Там, кстати, ещё сапог валялся. И рука. Я бы её тоже в дело пустил. Зюзьге ничего не скажем. Его бы накормить.

Майор. А вот я тебя к стенке.

Чудик. Да нет тут стенки, одни деревья. И потом, не забывайте, что вам теперь расстреливать не с руки – ваша вон торчит из сугроба. Бог с вами, настрогаю копыто, добавлю шишку. Зачем эта война?

Политрук. Боевые действия в Финляндии лишний раз показывают, что советский народ во имя священного дела коммунизма не только умеет, но и любит воевать.

Чудик. Да не умеет! Кулотину руку оторвало, Зюзьга на ладан дышит. Зюзьга, ты живой?

Зюзьга. Живой. Я в детстве в духовом оркестре играл. На тубе огромной. Помню, все маршируют, а меня на грузовике везут. Майская демонстрация. Солнышко, весна, флаги, транспаранты. Всё хорошо, но с оркестром беда – кто в лес, кто по дрова. Слаженности не было, каждый в своём темпе, никто никого не слушает. Хорошо, Коля с Толиком барабаном и тарелками заглушали нашу какофонию.

Чудик. А я в театральную студию ходил. Это ты к чему всё вспомнил?

Зюзьга. Да вот к молниеносной войне. Нет в наших действиях слаженности. Почему танки идут в наступление, а пехота на месте топчется? Враг беспрепятственно закидывает танки гранатами. Сапёры путь тяжёлой артиллерии не расчищают, вперёд сапёров посылать надо. Огонь автоматов и винтовок неточен. Ориентировка вызывает трудности, теряемся без компаса. Опять же – боимся инициативы.

Майор. Я вам покажу инициативу.

Зюзьга. Да уже показали, товарищ Майор. Просил же вас, умолял отступить, а вы нас гнали вперёд, в спину стреляли.