Хроника Горбатого

Из кустов выскочил кто-то большой и встревоженный. Ещё раз хрюкнул, повёл рылом, бросился к снайперу и навалился своим тёплым боком. Это был хряк-осеменитель Пекка, под артиллерийский шумок сбежавший из свинарника Лийсы. Пекка обнюхивал горбуна, радостно тыкался пятачком в лицо. Эйно дал ему кусок сахара. От снайпера пахло господином офицером, который в добрые времена так весело взаимодействовал с хозяйкой в углу около загона. «Вот она, шинелька-то! Унюхал я её, узнал!»

Измученные холодом, войной и близкой смертью, Эйно и Пекка прижались друг к другу и заснули.

Нет никакого сомнения в том, что хряк Пекка спас Эйно жизнь. Ночью стрелка термометра опустилась на 12 чёрточек ниже нуля. Без дружеского участия Пекки горбун замёрз бы насмерть.

Из-за сильного огня Арви не мог вызволить Эйно из снайперской засады в Верхней Райволе. Ночью он организовывал оборону нижнего посёлка, на рассвете ужом пополз вверх с надеждой найти живого племянника. Солнце вставало, гора с ольховыми рощами и гранитными валунами была розовой, как вода на соляной фабрике Сан-Мартен. «Он, раненый, всю ночь истекал кровью, а я не пришёл».

«В самом начале войны части Ленинградского Военного Округа вели успешное наступление на всех направлениях, однако на Карельском перешейке темпы замедлились уже на вторые сутки».

В лучах восходящего солнца ехал с горы горбатый снайпер, живой и невредимый. За ним бежал, проламывая наст копытцами, хряк-осеменитель.

– Дядя, нам в герб надо добавить вепря! Хочешь закурить? Твои сигары не пригодились.

* * *

Второго декабря 1939 года советские войска заняли Райволу. Отряд Арви Тролле отступил к Уусикиркко. Лийса осталась на оккупированной территории – пошла уговаривать папашу бросить скотину и убраться подобру-поздорову, но начался обстрел, спустились в погреб, потом уходить было поздно.

Эйно участвовал в обороне Райволы, был ранен в плечо. В Уусикиркко дядя и племянник ночевали в пустом доме пастора. Отряд получил приказ уничтожить кирху святого Йоханнеса, фотоателье, церковь Преображения Господня, построенную в двенадцатом году русскими дачниками, библиотеку и мастерскую по изготовлению детских игрушек. Арви ломал голову, как это сделать, учитывая, что советские войска вот-вот займут посёлок.

– Ну и как я разрушу эту кирху? Деревянную церковь спалю, это легче лёгкого, а кирха сложена из камней, великолепная старая кладка.

– Попроси, дядюшка, молот у Тора.

– Проснулся? Как себя чувствуешь?

– Знобит, а вообще нормально. Как ты думаешь, меня наградят? Придумают какую-нибудь специальную медаль для горбатых снайперов?

– Там мощные стены. Где я возьму столько взрывчатки?

– А Пекка? С ним будет всё в порядке? Его отвели к хозяину?

– Попробую поджечь изнутри, посмотрю, как пойдёт огонь.

– Я считаю, что и Пекку надо отметить, он спас мне жизнь.

– Ты бредишь? – Арви пошёл к буфету, стал греметь и звенеть в поисках лекарств, нашёл уксус, протёр племяннику лоб.

– Это не бред. Я считаю, что Пекке следует дать медаль.

– Свиней не награждают.

– А героических? Он проявил спокойствие и мужество, нашёл меня, поднимал бойцовский дух, веселил и подбадривал, следил, как я спускаюсь с горы. А мог бы бросить и пойти домой.

– У него форма черепа не та и хвостик, таких не награждают.

– Ты, дядюшка, нацист в худшем смысле этого слова. Я попрошу деда написать портрет Пекки в кителе, с медалью.

Озабоченный Арви пошёл в кирху. Там было очень холодно. Христос и Лютер тихо приветствовали офицера. «И вам здрасьте!»

Арви спокойно стрелял в людей, но уничтожить «церковку», которая вместе с женской задницей и сытой коровкой была для него символом Суоми, запросто не мог. Сломать «самое дорогое»? Сделать чёрными эти стены? Сжечь вот этого Христа? Его вроде как нет, но почему-то стало вдруг безумно жалко.

– Иисус, если мне тебя жаль, значит, ты существуешь?

– А с кем ты разговариваешь?

– С Тобой.

– Выходит, существую. Давай обсудим сложившуюся ситуацию.

– Нет времени базарить, надо мне тебя того, в расход.

Арви сел на скамейку и зарыдал от какого-то детского бессилия. Это были слёзы не злобы, а слабости и умиления. В его несчастье закралось безотчётное сладкое чувство. Он вдруг ощутил себя верующим человеком, почувствовал пожатие невидимой руки. Кто-то родной был рядом:

– Давай, Арви, действуй. Надо так надо, я ещё потерплю. Я по сценарию должен страдать и время от времени приносить себя в жертву. Мне нужен жрец. Все разбежались. Поспособствуешь?

– Да, Господи, я помогу тебе снова стать жертвой.