Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

Но норов всё тот же остался при ней —
Не сделаешь львиц в одночасье нежней…
Мигель, истомившись, сдержаться не смог:
Он выпил вино и прикончил пирог.

«Пирог», – прочитал поручик и хмыкнул: – Ещё бы «творо́г» написал… нет, тут надо что-то другое… Тем более «прикончил»… Этот твой Мигель истеричка или как? Чуть что не по нему, так сразу жрать и пить? Так, что ли?»

А пирог действительно был, только торт, именинный, в канун полкового праздника 19 июня, всего-то два года назад, перед самой войной. Он заказал его с сюрпризом – внутри бельгийского шоколадного чуда был сокрыт футлярчик с бриллиантовым кольцом. К шоколаду Эсмеральда была неравнодушна.

Смолин всё продумал – сначала приманка!

Он снимал ей квартиру на Гороховой…

– Чёрт побери! – выругался Смолин, ему решительно не нравилось, ни «пирог», ни «творог», ни торт, ни то, что он всё это сейчас вспоминает…

А вот «шоколад» – это уже как-то лучше, только к чему? А! Лаума! Смолин повеселел. Она же шоколадница! Как та – на картине!

С отцом в Дрездене они увидели эту картину, и «Шоколадница» сохранилась в душе подростка Миши до сего дня, и своими ласковыми руками она дотянулась до поручика Смолина, а тогда на Гороховой был форменный позор.

Хозяйка, вернувшись, застала разор
И гневный на рыцаря бросила взор:
«Пропойца, обжора, бродяга и плут!
Чтоб вашей ноги больше не было тут!»

Как получилось, что Смолин тогда выпил лишнего, он не понимал и сейчас, что дёрнуло?

Обидой и крошками полон весь рот,
И оземь флакон с эликсиром он бьёт.

Он томил Эсмеральду сюрпризом, и она начала злиться. Незадолго до этого они зашли к ювелиру на Невском, и оба одновременно увидели в витрине кольцо и переглянулись. Смолин поразился, как потеплел её взгляд, и всё для себя решил. А Эсмеральда об этом догадалась и на свои именины ждала. Смолин интриговал, Эсмеральда копила терпение, потом оно перешло в злость, и она уже намекала ему, а не пора ли заканчивать…

Поезд летел, и колёса перестукивались на стыках…

«Дура!» Он весь сжался и вдруг обнаружил в кулаке брошку с янтарём, тёплым, как любой янтарь.

«Вот так!» – почувствовал он.

Такой тёплой представлялась ему Лаума: «Тоже дура!»

Эсмеральда в тот вечер своего добилась и получила кольцо, а Смолин не добился. Эсмеральда снова стала холодна, а ему так хотелось иного, он мечтал, что:

Волшебный красотку сразит аромат,
И чувства другие ей душу смутят:
«Ну что ж вы ведёте себя, как мальчишка?!
Пожалуй, и я распалилась уж слишком.
Виной тому, верно, шум общий и свет.
Давайте в тиши посидим тет-а-тет».
Двух вскоре бокалов послышался звон.
Ах, сколько дум светлых…
Всегда будит он!

Но с Эсмеральдой всё пошло не так.

Смолин вздохнул, положил на стол брошь, от которой пару часов назад отказалась Лаума, и про которую он не помнил, как та оказалась в кулаке, и подумал: «Всё, хватит сладких грёз и горьких слёз, пора кончать! А Жамин – сволочь!» И он достал карандаш:

Увы, здесь рассказа оборвана нить,
Но нам не резон лихолетье бранить.
Утешимся тем, что обычно всех ждал
Счастливый в рождественских сказках…
Финал!
Но вправе сказать о героях одно —
Навек в Лету канули оба давно.
И только Венеру века не задели —
В мир юною сходит с холста
Боттичелли!
Она…
Что ж, боги вообще к юным девам добры,
С небес рассылая им щедро дары.
А прочих же смертных печальный удел —
Весь год задыхаться от спешки, от дел,
Наивно мечтая, чтоб в день Рождества
Досталось и им хоть чуть-чуть…
Волшебства!