Хроника воскрешения царей

[Сей] раб за несколько дней до этого откочевал из Мешхеда и уехал в Герат. Это было в то время, когда я был отпущен из августейшей ставки из-под горы Демавенд{763}. Верховный малик уехал из Мешхеда в Фарахабад. В начале осени того года он прибыл на службу к светлейшему [наместнику] и провел в Фарахабаде и Ашрафе пять-шесть месяцев, пользуясь полным почетом и уважением среди шахского окружения и вкушая вино с приятными людьми. В ту поездку он /439/ взял с собой своего младшего сына, Малика Захида, очень способного и разумного ребенка. Столпы победоносного государства, выступающие как посредники сторон и проявляющие благожелательность, заставили малика [Систана] отказаться от помощи малику Фараха, указав ему, что не представляется возможным отменить тиул Малика Шах-Хусайна или заменить место, [назначенное ему] на правах тиула, и пожаловать его сыну Малика ‘Абдаллаха Фарахи, известному [своей] преданностью владетелю Турана и поддержкой Рустам-мирзы.

Верховный малик из разговора с покровителем достоинства и преуспеяния, главой славных вазиров Миром Абу-л-Ма’али{764} и вазиром Азербайджана Мирзой Мухаммад-Ризой и приближенными высокого шахского порога понял, что указание это исходит из другого источника. А дело обстояло так. Поскольку в соответствии с высочайшим приказом было решено, что [сей] раб будет постоянно писать из Герата стоящим у опоры величия и славы о происходящих событиях, то во время вторжения [в Хорасан] Йалангтуш-бахадура{765} с одобрения высокостепенного хана Хасан-хана{766} я написал два слова Исфандийар-беку, приближенному его величества{767}, и три докладные Ходже Мухаммад-Ризе: одну — о прибытии и отъезде бахадуров Турана в окрестности Герата, другую — об отъезде Хан-и ‘Алама на службу к императору [Индии] Джихангиру. О последнем рассказал Мир Мухаммад-Касим, мой хранитель тайн, Мураду, прибывшему из Кандахара, человеку надежному. Еще одну записку я составил относительно своего тиула и союргала. Случилось так, что Мухаммад-Риза сын Шатир-Хасана передал написанное мной вместе с докладной запиской высокопоставленного хана в благословенные руки сведущего шаха. Светлейший наместник приказал, чтобы Исфандийар-бек прочел ему написанное. Шах благословенным языком сказал Шатиру: «Передай такому-то: ”Известие об узбеках ты написал в соответствии с сообщением Хасан-хана, правильно. Сообщение же об отъезде Хан-и ‘Алама в Индию тоже было правильным. Из того, что ты написал о себе, выходит, что ты сам хотел перевести [земельное владение] в союргал [сыновьям] Малика ‘Абдаллаха, отрезать от себя и передать им. Мы же, понимая, отдали тебе. Сегодня проявились признаки их враждебности. Будь спокоен, я не передам [твои] владения на правах тиула никому другому, кто бы ни просил об этом”». Эти слова приближенные довели [до сведения] великого малика. /440/ Они стали препятствием [на пути] оказания помощи Малику Шах-султану. Спустя несколько дней великий малик был отпущен и приехал в Систан. В тот день светлейший наместник изволил сказать малику слова сочувствия по отношению к [сему] рабу, явил полное заступничество за отсутствующего; закрыв [малику] путь лишения [меня] помощи и заставив благодарить шаха: «Такой-то все это продолжительное время сопровождал нас в походе в Грузию, Чухур Са’д, Азербайджан и Дагестан, достойным образом служил нам. Чтобы не обидеть тебя, мы вознаградили его заслуги, пожаловав ему сто туманов хамесале{768} помимо местностей Систана и Фараха на правах тиула. Отпустили его в Герат, чтобы Хасан-хан вершил все дела по его мнению и совету, ибо в Хорасане он человек уважаемый. Хотя мы не дали ему ни должности эмира, ни должности хакима, однако он достоин всеобщего уважения»{769}.

Да сохранит Господь [шаха] ‘Аббаса на шахском троне долгие годы! [Так] несколькими похвалами, напоминающими порицание, завоевал он симпатию малика. Несколько упреков, [которые] в то время были похвалой, наполнили мою душу радостью. Настоящий благодетель знает цену этим словам. Великий малик пожаловал в Систан, а Малик Шах-султан уехал в Исфахан, чтобы добиться [производства] ряда административных приказов, [направленных] против сего раба. К кому он ни обращался из знати, всюду ему говорили: «Вашего отца казнили по повелению светлейшего [шаха]. Почему же оставили вас?» Бедняга, он всем был чужим. Вместо ласки он слышал угрозы. Не вынес [этого], слег и умер. Известие о его смерти на длительное время повергло меня в печаль. Сколько ни делал я ему добра, не видел от него ничего, кроме зла. Бедняга, он не понимал добро. На сей раз подарком мне явилось возмездие. Воистину, я был огорчен его смертью. Да сохранит Всевышний от гибели и друга и врага! Да сделает друзей желанными, а врагов — друзьями!