— Если речь о рукописи Герберта Аврилакского, то вряд ли. Её нашли среди прочих диковинок в тайнике дворца Ольденбургских в Воронежской губернии. И переправили в московское хранилище древностей, где она, верно, лежит и по сей день.
— Вы её читали?
— Только проскакал, как Буденный по Красной Площади.
Лачанов кивнул:
— Да, Буденный тоже интересуется этой рукописью. Пустое, не получится. Да и ни к чему Буденному это. Но дело не в Буденном. Дело, полагаю, во мне. Я поторопился, не учёл многого. Недаром Герберт Аврилакский настаивал, чтобы процесс перехода, как и любое герметическое действие, необходимо проводить в уединении. А я попал на заметку власти, и теперь Лачанову вольной жизни не дадут. Все под присмотром. Не совсем то, чего я желал.
— Сегодня вас отпустят, и вы будете жить прежней жизнью, — сказал Арехин.
— Во-первых, вряд ли. Я представляю научный интерес. Мой организм — организм тридцатилетнего, и, как я полагаю, останется таким надолго. Кто из вождей откажется от подобного? И если меня не поместят в закрытую больницу, то всё равно будут регулярно наблюдать, приставят охрану и тому подобное. А во-вторых, мне и не хочется жить прежней жизнью. Я теперь способен на большее, нежели заниматься магазинчиками курортных товаров.
— Например?
Лачанов встал со скамеечки и подошёл к скалистому выступу, который огибала дорожка.
— Никогда не пробовал прежде, — сказал он извиняющимся тоном. — Думаю, это решит мои проблемы. Да и ваши тоже. Как написано в одной книге, есть тайны, от которых лучше держаться подальше, — с этими словами Лачанов оперся о скалу — и рука его погрузилась сначала по локоть, а потом и по плечо.
— Это легче, чем я представлял.
— И что дальше?
— Дальше? Я выйду где-нибудь в другом месте, не в Кисловодске, помолодев и с виду лет на десять или на тридцать. Начну новую жизнь. А уж какой она будет — посмотрим, — и с этими словами он погрузился в скалу полностью.
Арехин осмотрел поверхность. Никаких следов.
— Ушёл! Ушёл, командор! — Аслюкаев бежал, вытаскивая на ходу маузер. Чуть поотстав, за ним бежал и Баранович, но уже с маузером наготове.
— Успокойтесь. В кого вы собираетесь стрелять? Лачанов — это достояние страны, его следует беречь.
— Да мы знаем, знаем. Но ведь ушёл!
— Куда ушёл?
— Ну… Вот… В скалу.
— Не ушёл, а оставлен на свободе. С целью испытания возможностей и выявления связей. И не волнуйтесь, он непременно вернётся.
— К нам?
— Конечно. Как только поймет, насколько станет интереснее жизнь, стань он особым агентом.
— Вы так считаете, шеф? — Баранович вернул маузер на место. С оружием он обращался сноровистей, чем Аслюкаев. Виден навык.
— Только так, и никак иначе.
10
— Чертовщина, волшебство, чудо — это лишь слова, прикрывающие недостаток знаний. Электричество или радио обыватель прошлого века тоже принял бы за чудо, но сегодня мы знаем: это феномены, поставленные на службу человечеству, — мигрень оставила Арехина, и он согласился и на китайский чай, предложенный Дзержинским, и на московские баранки местной выпечки. — Когда-нибудь учёные откроют и тайну Лачанова.
— Но этот ваш средневековый Герберт — он-то откуда это знал? — Дзержинский сегодня тоже выглядел бодрее, чем давеча.
— Наследие предшествующих цивилизаций. Не обязательно человеческих.
— И что же с этими цивилизациями случилось? Вымерли? Но у великих цивилизаций и следы должны быть великими.
— Не обязательно. Оставлять за собой горы мусора и циклопические сооружения — признак не ума, а избыточной деятельности. Но пусть о том спорят учёные. Мы видим то, что видим.
— А именно?
— Древние цивилизации существуют рядом с нами. Возможно, они остановились в развитии, возможно даже деградировали, выродились. Или ушли к звёздам, оставив на Земле крохотные гарнизоны. И те гарнизоны изредка, по необходимости, принимают в свои ряды туземцев, одаривая их — то есть нас — огненною водой, бусами и вооружая бронзовыми топорами.
— Для войны с нами?
— Вряд ли. Скорее, сторожить подступы к потаенному саду. Или просто туземцы должны прислуживать им — подавать воду, отгонять мух и пугать лягушек, чтобы те по ночам не докучали кваканьем.
— То есть мы — вроде лягушек? Но французы едят лягушек!
— А русские брезгают. Русскому лягушку хоть сахаром обложи — не соблазнится. Но да, изучают. Некоторые оригиналы даже препарируют. Не по злодейскому умыслу, а лишь из живости характера. Интересно им, как лягушки устроены, что у лягушек внутри. Лачанов и есть та самая лягушка, которая нашла подход к гусям и теперь летит, летит в неведомые края, держась за прутик.
— А кто же тогда умер?
— Лачанов и умер. Полагаю, совершенно нечувствительно. И гуси тут же воссоздали его, скопировали, а копия, как это порой бывает, вышла много лучше оригинала.
— Они скопировали и одежду, и золотые часы? — Феликс проштудировал рапорты Аслюкаева и Барановича. Возможно, гудковцы тоже писали рапорты, но тут Арехин уверен не был. Пятьдесят на пятьдесят. То есть то, что гудковцы рапорт писали, он уверен на все сто, но вот для кого? Возможны варианты.