Изуми вернулась довольная, распираемая новостями — и про ближних рыжих, и про дальних золотых и белых, ушедших на восток, к неграм, среди которых попадались даже людоеды! Они уложили Настю, сели за вечерний чай и так увлеклись, что проворонили приход хозяина и очнулись только когда дверь с веранды в комнату отворилась и качнулись в сторону толстые (для тепла) занавески в дверном проёме. Изуми мгновенно обратилась лисой и спряталась под стол, а Ёсико… Ёсико, замершая на месте, словно её ноги к полу приморожены, остро пожелала стать невидимой.
Хозяин вошёл, с удивлением оглядел стол, стоящие на нём две недопитые чашки чая, разложенные вкусняшки, скользнул взглядом сквозь Ёсико, пожал плечами и начал убирать со стола.
«Он меня не видит!» — эта мысль пропела в мозгу маленькой лисы торжествующим горном. Теперь она могла себе позволить находиться в доме круглосуточно, показываясь только Насте, когда рядом не было взрослых.
Когда хозяйка вернулась из больницы, она сразу почувствовала это — чужую женскую руку. Для начала, чтоб не устраивать с порога семейную сцену, осторожно расспросила дочку. И та ей, естественно, всё выложила: и про двух девушек, которые приходят варить и убираться («рыжие и глазки вот такие»: Настёна слегка оттянула уголки глаз к вискам), и про маленькую говорящую лису. В посёлке была всего одна рыжая женщина — кудрявая хохотушка Маринка, учётчица с управы, но под описание она никак не подходила. Была она полновата, глаза имела серые, а не чёрные, да к тому же сама через месяц должна была родить — чего уж ей бегать чужой дом перемывать да готовить! К тому же Маринка была одна, а тут… Ещё более странным оказалось то, что муж этих «тётенек» ни разу в глаза не видел.
Новость о помощницах настолько поразила Арину Сергеевну, что говорящая лиса прошла мимо, как история про игрушку или сказка, даром что у Настёны над кроватью вся стена была увешала самолично нарисованными портретами огненно-рыжей кицунэ.
ДОМОВЫЕ
Хозяйка начала осторожно наблюдать, и поняла, что помощницы никуда не делись: то полы помыты, то забежишь в курятник, как заполошная — а куры уж накормлены, и яички в корзинку собраны, на столике у двери стоят, то торопишься с магазина, думаешь — не рыдает ли там мала́я, а она лежит в колыбельке, гули́т, ровно разговаривает с кем-то, улыбается…
А помощницы и впрямь жалели женщину, медленно отходившую после тяжёлых родов, хоть ма́лым, да старались ей помочь. Тем более что хлопот у хозяйки прибавилось: детей теперь двое, и рачительный муж решил купить дойную корову. Здо́рово, конечно — молоко, творог, масло своё — только ведь за этой коровой тоже уход нужен, да и прочие домашние дела никто не отменял. Скоро уж огород садить… Работать в деревне — не переработать, вот Ёсико, чувствующая себя в доме, как в свой тарелке, и помогала.
Изуми после того случая с вечерним чаем старалась быть вдвойне осторожной, в дом вовсе не заходила, но к курам заглянуть или лошади гриву расчесать — это запросто!
Арина немного понаблюдала и окончательно уверилась, что в доме появился кто-то типа домового, и даже, возможно, не один. Говорить об этом никому не стала (кто скажет — свихнулась, а кто и позавидует — к чему такое?). Как с ними общаться, она не знала, да и не по себе как-то было, но поблагодарить следовало. Посоображав так и сяк, она припомнила бабушкины рассказы о том, что домовой да овинник, дескать, любят молоко — и в тот же день после вечерней дойки вынесла и поставила за тыльный угол дома, выходящий к огороду, литровую пузатую миску парного молока. На другое утро миска оказалась пуста, а грива у рыжего Тихони заплетена во множество мелких косичек. Арина уверилась, что всё делает правильно, и начала выставлять молоко каждый вечер.
Изуми, видя такое внимание, немного смягчилась и даже попробовала благословить огород, как показывали на встрече золотые. Вроде бы получилось неплохо, хотя хозяин всё списывал на партию хороших новых семян.
На другую зиму они бегали на встречу вместе. Ёсико с Изуми показывали невидимость (через некоторое время у Изуми тоже стало получаться). Касуми с Цубаки хвастались переполняющей их энергией, нерастраченные запасы которой можно было накапливать во