Хроники Брэдбери

Тихим лос-анджелесским вечером в дверь дома по Кларксон-роуд постучали. На крыльце нового дома Брэдбери стояли Кристофер Ишервуд и Джеральд Херд. Почетного гостя усадили на диван рядом с хозяйкой, а хозяин и Ишервуд сидели на полу. Херд задавал Рэю множество вопросов о его прошлом и об обстоятельствах сочинения «Марсианских хроник», стремясь понять, как устроен его талант. По воспоминаниям Брэдбери, Херд умел «создать впечатление, что ты здесь интеллектуал, обладатель большого IQ, лицо, заслуживающее внимания, а вовсе не он сам. Немногие интеллектуалы обладают таким даром – они обычно так увлечены собственными речами, что совсем не желают слушать собеседника. Однако с Хердом впервые в жизни – впервые! – я почувствовал, что чего-то стою».

Через несколько недель после знакомства Херд пригласил Рэя на чай. «Я пришел в ужас и сказал жене: «О чем я буду с ним говорить? Мне предстоит два часа просидеть у него за чаем. О чем нам разговаривать? У меня нет образования, я не учился в колледже, не читал ничего из того, что читает он, и моя карьера только начинается. О чем ему вообще со мной говорить?» – вспоминал Рэй.

Несмотря на страх, он отправился в гости к Херду. Тот снимал небольшой коттедж, прячущийся позади более крупного дома в районе Пасифик-Палисейдс. «За разговором с [Хердом] я быстро расслабился. Мы говорили о жизни в других мирах, о космических полетах и всем прочем, что меня интересовало, – рассказывал Рэй. – Мы прекрасно поладили, и я наговорил много глупостей – или мне так мнилось – о жизни, о себе и о творчестве. Как выяснилось, он тоже любит писать и думает, что важно наслаждаться своей работой и любить ее».

С тех пор Рэй периодически обедал с Ишервудом и Хердом. Иногда к ним присоединялся писатель Сид Стебел, с которым Рэй познакомился в 1948 году. Стебел тогда работал над литературным журналом Copy и как-то раз вместе с одним другом зашел к Брэдбери попросить какой-нибудь материал для журнала. Рэй предложил рассказ «На большой дороге». С тех пор они с Сидом стали близкими друзьями и часто проводили время вместе, в том числе в компании Херда.

«Джеральд Херд был приятнейшим человеком, очень мудрым. Носил заостренную бородку в так называемом стиле Ван Дейка, в глазах играла хитринка», – вспоминал Стебел. Как-то вечером, когда они с Рэем гостили у Херда, в дом залетел мотылек. Хозяин и Ишервуд заметались. «Мотылек задал нам задачку, – рассказывал Стебел. – Я хотел его прихлопнуть, а они – выгнать на улицу, потому что нельзя убивать живое существо».

Вскоре Ишервуд и Херд познакомили Брэдбери с еще одним интеллектуалом – Олдосом Хаксли. В юности, в период подражательства, прежде чем начать публиковаться и обрести собственный стиль, Рэй читал книги Хаксли и восхищался ими, особенно романом «О дивный новый мир». «Я пытался писать с претензией, как он, включать в свои рассказы науку, эстетику, антропологию, археологию и прочее, что было мне, конечно, не под силу», – признавался Рэй.

Однажды в конце 1950 года Херд пригласил Брэдбери в гости на чай с Хаксли. У Рэя не было машины и водительских прав, поэтому он, как это часто бывало, попросил своего друга Рэя Харрихаузена его подбросить. Хотя уважаемые интеллектуалы принимали Брэдбери как своего, несмотря на всю сердечность и гостеприимность, им свойственен был снобизм. «Воскресным днем Рэй Харрихаузен привез меня к Херду, а тот не пригласил его войти, – рассказывал Рэй. – Ему пришлось ждать на улице. Так неловко! Он прождал меня целый час. Выйдя, я извинился за невежливость хозяев. Разумеется, Харрихаузен был тогда никем, не снимал кино, не пользовался известностью. Будь он знаменит, они бы, конечно, его пригласили». Через Ишервуда, Херда и Хаксли Рэй проник в ближний круг уважаемого трио, однако понимал, что, несмотря на доброту этих писателей, философов и мыслителей, они все равно смотрят на мир глазами интеллектуальной элиты.

Тем не менее Рэй попал в среду, которая до тех пор считалась закрытой для писателей-фантастов, и это было для него очень важно – ведь он по-прежнему переживал из-за ярлыка жанрового писателя. Ишервуд, Херд и Хаксли прислушивались к молодому писателю, успокаивали его и уверяли, что у него есть талант, поэтому он может расслабиться и наслаждаться великолепной карьерой. Они пророчили, что имя Брэдбери останется в анналах литературной истории и, самое главное, заверяли, что он вовсе не «фантаст», а настоящий писатель в полном смысле слова. Однажды Херд даже пошел дальше и заявил: «Ты не писатель, ты поэт!» – в подтверждение чего зачитал отрывок из «Марсианских хроник».

«Впервые интеллектуалы признали: этот парень – великий писатель, – говорил Сид Стебел. – Научная фантастика считалась низким жанром, и очень многие писатели-фантасты тщетно пытались добиться уважения, а Ишервуд и его друзья заявили: «Неважно, в каком жанре пишет Брэдбери, он прекрасный писатель». Они увидели в произведениях Рэя психологические и философские грани».