Хроники Эвелин. Молчание Церрека

У неё безумно чесалась шея. Посматривая, тайком, на свои вены, и то, как они темнеют, расползаются по телу, не хотелось в это верить… И в волосах, на лбу и по линии роста волос, накапливались сухие частицы льда, который не таял. Или не льда… Во всяком случае, она их приняла за замёрзшую влагу. Но, стерев в порошок, облизнув палец, на зубах заскрипело вещество, похожее на стекловидную жидкость, в которой содержали тех тварей. Этого только не хватало! Эта субстанция была хоть и жидкой, но очень плотной, как особое желе.

– У меня есть план. Нужно набраться терпения, довериться машине, и, через сутки мы увидим белый свет, – нарушил недолгую тишину. – Зато, люди не достанут.

– Ха! Люди… – посмеялась издевательски, снова потупившись в боковое окно, рассматривая своё отражение в нём. Пугающее взор.

– Расскажи, лучше, о себе.

– А что тут рассказывать… – бывший солдат Системы Обороны, возжелавший свободу… – не поворачиваясь, ответила. – Желающий снова вернуться назад… – шёпотом добавила. Но тот не услышал. – Тебе, разве, уже не интересно, почему я «не ем и не пью»? – продолжила язвительно, повернувшись. – Предлагаю игру: пока ты рулишь своим марсоходом, каждый по очереди рассказывает коротенькую часть своей никчёмной жизни. Я первой задаю вопрос…

– Мне не нравятся такие игрушки, – грубо ответил Рик, отвернувшись.

Она лишь кинула вопросительный взгляд, с лёгкой, хитроумной улыбкой.

– Не знаешь, к чему приведут? Ты не забывай, что я идеальный мозгоправ. От меня ничего не утаишь…

– Ладно, задавай уже! – не выдержал, предчувствуя самохвальные изречения.

– За сколько тебя купили?

– ЧТО? – посмотрел, как на привидение.

– Тебя купили на распродаже, – я знаю. Твои глаза – они не изменились, с тех пор. Из-за них тебя выбрала молодая леди. Они были выразительны, как и сейчас, но холодные и чёрствые. Ей было жалко. Но её сожителю было всё равно, – он думал о другом…

Он вырубил марсоход, одним резким движением так, что он встал, как вкопанный, понемногу проваливаясь в рыхлый снег. В его голове, на мгновение, всё погрузилось в мрак: в глазах потускнело; дыхание затруднилось; щёки загорелись от стыда; руки потянулись в карманы, не зная, куда себя деть.

Эва запустила машину, по новой, – продолжила выполнение движения автопилота по заданной ранее траектории. Чтобы машина тащилась далее.

– Меня купили по сносной цене, в те времена, – начал не глядя, процеживая слова сквозь толстый воротник. – Старухе был не нужен, а моё место для игр всегда было под столом. Дед меня ненавидел и постоянно пинал. Но когда клал ногу на ногу, то его дырявый носок мне как раз маячил перед носом. Он заставлял меня его нюхать…

– А старуха?

– Ей было всё равно. Она знала про его издевательства, но просто ходила и ворчала на него. На шее у меня висел датчик слежения… Такой, детский, в виде пуговицы, а она… Она его пришила к ошейнику и заставляла носить каждый день. И даже ночью.

– Извращенцы… – прошипела, с ненавистью.

– И так было почти два года, пока не напились, до одури и не подохли перед моими глазами. Я хорошо помню тот момент: их лежащие тела на полу, глаза на выкате, а я… Я сидел под столом, напротив, как меня и приучили за два года, и продолжал складывать картинки…

– А вторые?

– Вторые? Она была другой, настоящей, – ей показалось, что натянул улыбку на лицо, вспомнив хоть один приятный эпизод. – Служба Перепродажи детей позаботилась, чтобы попал в хорошие руки. Я не помню её имени, но хорошо запомнил лицо. Мне было без малого шесть, и таскала на руках, как куклу, новую вещь, – хмыкнул. – Помню даже, тот, второй, что с ней жил, вечно бормотал, что ночь целую не спала, увидев на мою голографическую копию. Они жили не очень богато и сумма, потраченная на меня, вогнала их в крупные долги.

– А лицо?

– Лицо её было светло-розовое, а глаза – светло-голубые, как наше «небо», – большие, но замученные. А волосы носила длинные, прямые, переливающиеся на солнце. Никогда их не связывала…

Марсоход, еле протиснувшись в узкую горловину тоннеля, взобрался на ещё одну горку.

– А тот второй, почему ненавидел?

– Наверно думал, что отобрал у него, – безразлично сказал. – Если бы он её любил, может и не просаживал бы всё заработанные «лимиты» на «виртуальную интимную комнату». Она знала, чем занимается вечерами, и на что всё тратит… Часто брала меня в постель к себе на ночь. Ей было скучно, а иногда даже страшно, оттого и звала к себе. Но, это продолжалось до тех пор, пока не соизволил явиться, с утра по раньше. А, увидев меня, на своём месте – вообще озверел…

– Ревновал… Ты же не знал, что не мог дать ей ребёнка.

– Узнал. Только очень поздно, – полез, чтобы почесать обмороженную щеку, не дававшая ему покоя. – Она очень тяжело работала. В те времена ещё не было автоматов с бесплатной пищей, и 30 процентов тратилось на жизненно необходимое; 50 – на долги; а 20 – на меня. О себе не думала, а только обо мне заботилась. От этого и умерла, вскоре, когда подтвердился диагноз. Трансплантацию делать нельзя, а лёгкие в те времена ещё не выращивали…

– А дальше?