– …После второго чипа меня списали окончательно. После того, как решилась исполнить «преступный» приказ странной женщины, в моей памяти – огромный провал, будто умерла на недельку-вторую. И очень скоро, очнувшись в густой и холодной жидкости, с маской на лице превратилась в лабораторный экспонат. Тогда, я поняла, что за дело взялась одна лаборатория…
Рик всё это время не сводил с неё глаз, забывая даже дышать, чтобы каждое слово не оказалось пропущенным. Её лицо показалось униженным и оскорблённым. На его бледном фоне даже мутные красно-жёлтые приборные огоньки не смогли избавить от безразличия на всю свою прошлую жизнь. Волосы уже давно не желали торчать смешными пучками вверх, а были перекрученные, будто целую неделю не отрывала голову от подушки. Глаза устало посматривали где-то в зад кабины, или мрачный серый пол, обтянутый рифлёным покрытием… Воротник кофты всё чаще складывался в гармошку, у самого подбородка, на котором стала проявляться та самая венозная сеть.
– …Но всё изменилось не в их пользу, когда мне ввели образцы вещества, полученное от того существа, – посмотрела невинным взглядом. – И очень сильно удивились, когда не выявили отторжения…
От этой новости он обомлел, но, и в то же время, появилось прозрение. Соединяя две точки в пространстве, может уцепиться за то рациональное объяснение: почему же для неё он безвредный, а для него – источник смерти. Для существа, похожее на человека – своя частичка, которую всеми способами желает вернуть себе.
Ему стало не по себе, в очередной раз, будто кошмар повторился с ледяным существом. Хвала аппарату, что тащит обоих, и, если бы он управлял им вручную, в этот момент могли бы скатиться в ледяную пропасть. Машина жила своей жизнью – тянула упорно вверх, цепляясь всеми силами за каждый обледеневший сантиметр под колёсами.
Он погрузился в ещё один беспросветный мрак, чуть не потеряв самообладание. В животе всё потяжелело, голову повело в сторону, слюна во рту загустела, мгновенно, связывая язык прочно, не давая шанса вымолвить даже жалкое словечко. Едва ли удержавшись перед ней, постыдившись показать свою слабость и признаки страха, прислонился к седлу, ища глазами её, как в тумане. А там, в герметичной капсуле-кабине, всё, как и прежде: всё тот же полумрак и разноцветные отблески, как зайчики на стенках обшивки, мерцали мутными кружками; глухие призвуки слов и губы, шевелящиеся медленно, взывающие к нему. Большие глаза, излучающие недоумение и внезапную озабоченность.
Сквозь искажённое собственное дыхание, наконец, услышал её встревоженный голос.
– …Ты в порядке? Эй, ты так больше не шути, – я чувствую твой страх.
– Я в норме… – еле выдавил из себя. – Значит, ты… Теперь ясно, почему тебя ищет, – пробормотал, чуть громче. – А почему его часть не вернулась назад? – вдобавок, спросил, мысленно прокрутив недавний разговор про найденную ногу…
– Уже и не вернётся… – всё растворилось во мне, будто такой была рождена.
– Ты теперь смесь человека с той тварью?
– Не знаю. Но я не превращусь в него, можешь не переживать.
– Хотелось бы верить… – сказал с некой иронией. – Почему же?
– Я только недавно почувствовала резкие изменения, разрывающие связь с криоморфами… С тех пор, как обнаружили зачатки искусственного интеллекта…
На этот раз он просто поморщился, теряя связь с реальностью.
– Это было их главной ошибкой, – решила не мучить бедного долгим молчанием. – После этого во мне родилось что-то более сильное, совершенное и новое, схоронив старую, озлобленную личность где-то там, в глубинах подсознания. Оно стало платформой нового разума, вытягивая самые искренние и честные мои черты, замыкая внутри все мерзкие животные инстинкты, и оголяя чувства лишь в случаях экстренной необходимости…
– Вот оно что… – промямлил под нос себе.
– Я не знаю, почему, но штучный интеллект, который пытались впихнуть железякам, оказался более «гуманнее» человеческого, – зашевелилась, чтобы спину отодрать от обзорного бокового окна, потянувшись за пузырьком воды. – Ты был прав тогда, в ту ночь, размышляя о том, новый ли я робот…
– Мысли читать научилась недавно? – уже безо всякого удивления спросил.
– Не только мысли. Я могу внушать любому человеку всё, что пожелаю. Могу даже сделать его счастливым или помочь разобраться в себе, стать сильным и уверенным… Сделать умным и серьёзным, весёлым и добрым…
– А самоубийство внушить сможешь? – немного заинтриговала.
Покачала головой, посмотрев исподлобья.
– Это пригодилось бы нам, в дальнейшем пути.
– Зачем просить себя убивать, если можно внушить ему счастье? Зачем навязывать самоубийство, если можно попросить уйти, убедив в том, что мы друзья? Кровожадность лежит в сущности каждого хищника…
– Если кто-то наведёт на тебя ствол – или сражайся, или позорно убегай.
– Убивать я больше не буду… – поставила своё условие. – И ты, кстати, тоже.
– Не тебе решать! – быстро отрезал.
– Посмотрим, – изобразила самоуверенную ухмылку.
– Ага, – промычал он, отвернувшись к своему окну, в котором увидел своё мутное, растянутое отражение.