Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Под ногами лежал ковёр из хвои, травы и мелких веточек; по нему были разбросаны синие цветы. Божья коровка звучно протопала к дальней стене и безучастно замерла возле неё, как красно-чёрный комод.

Потолок был низким: Уне пришлось слегка наклониться, а Шун-Ди - согнуться в полупоклоне. Если не считать хвойного же покрывала на постели, Льёни, обёрнутых птичьим пухом подушек и зеленоватых огней, треплющих угольки в камине, комната могла бы сойти за человеческую. Хотя...

Хозяин сел в крошечное кресло-качалку и теперь смотрел на них, задумчиво подперев рукой впалую щёку. Уна решилась оглядеться - и поняла, какому сильному заблуждению поддалась. Зеркало дождём осколков билось в её мысли, крича о магии, магии повсюду, в каждой жилке этой сосны. Особой, древней и чистой магии, волшебства-игры, которое люди обречены не понять. Чтобы играть, им (нам, исправилась Уна) не хватает мудрости или отваги.

Может, Лис прав? Может, она даже сейчас себе лжёт?..

Щёку Уны задело что-то пушистое; она подняла голову и увидела жёлтые перья, сыпавшиеся с потолка, как медлительный снегопад. Они появлялись из пустоты над лампой - роем светлячков - кружились и плавно опускались на ковёр, а после таяли.

- Канарейка, - выдавила она, когда ещё несколько перьев упали ей на ладонь. Шун-Ди серьёзно кивнул:

- Много канареек. Боуги часто умеют говорить со зверями и птицами. Те могут отдать или посмертно завещать им свой мех, кости или перья - если захотят.

Посмертно завещать... Уна зябко скрестила руки на груди: звучало не слишком приятно. Но, возможно, в чём-то честнее, чем бойни, устраиваемые людьми.

Шун-Ди столько всего знает о западе. Странно, что ей - с её педантизмом одинокого подростка, захотевшего изучать философию, - до сих пор не пришло в голову брать у него уроки. Со злобным удовольствием она представила, как скривился бы Лис.

Из тёмного угла за берёзовым (и откуда тут берёзы?..) чурбачком послышался вопрос. Голос был звонким и чистым, как у девочки лет десяти.

- Хозяйка спрашивает, не желаем ли мы земляничного варенья, - улыбнувшись, перевёл Шун-Ди. - Думаю, лучше согласиться.

Уна нервно заверила его, что согласна целиком и полностью. Из-за чурбачка выступила низенькая женщина-боуги - с рыжими кудряшками и внимательным, цепким взглядом раскосых глаз. В острых ушах, покрытых пушком, покачивались серьги-ящерицы; Уне показалось, что одна из них шевелит хвостом, и она понадеялась на игру света. Зелёное платье женщины едва прикрывало бледные коленки; она подошла к креслу Маури и вдруг, не смущаясь посторонних, поцеловала мужа в губы. Отведя взгляд, Уна заметила на чурбачке глиняную чашу, наполненную светло-красной, источающей сладость массой. Ложка, помешивая её, двигалась сама по себе. В часах-ходиках на шкафу - сплетённом из веточек, будто корзина, - возилась явно живая кукушка.

Маури со смехом отстранил жену и заговорил.

- Хозяйку зовут Руми Ягодка, - потирая смуглый лоб, сообщил Шун-Ди. - А нам, из уважения, нужно звать её просто Руми... Нам предлагают присесть.

Уна ещё раз растерянно осмотрелась. От волнения её начало потряхивать; переполненное магией, чужим воздухом и усталостью тело требовало отдыха. Но в доме Маури не было видно ничего, пригодного для сидения, - кроме постели и пола, естественно.

Они должны сесть на колени или скрестив ноги, как делают в Минши? Стыдясь своей беспомощности, Уна потянула Шун-Ди за рукав.

- Он сказал: куда хотите, - вздохнул купец.

- И что это значит?

- Не знаю. Боуги любят пошутить.

Уна оценивающе взглянула на рыжую чету, уместившуюся в одном кресле - они тихо ворковали, точно юные влюблённые. Невидимая раньше дверца растворилась на берёзовом чурбачке; четыре блюдца друг за другом вылетели оттуда, и ложка бодро принялась раскладывать по ним варенье. Интерес к гостям, казалось, иссяк. Уна почувствовала, что начинает злиться.

- Я хочу сесть на стул, - громко сказала она, как бы невзначай прикоснувшись к зеркалу. - Обычный деревянный стул. Сейчас же.

Прямо за её спиной по ковру зашуршали ножки; Уна села, не оборачиваясь и не изменившись в лице. Боуги благосклонно прервали воркотню. Глаза Шун-Ди округлились от восхищения.

Уна знала: это не её магия, а дома-сосны, зачарованного холма боуги. Но не грех показать остроухим созданиям, что и они - отнюдь не жалкие, ни на что не годные великаны.

И не совсем те, кто переплывает океан, дабы разобраться с личными проблемами.

- Моему другу - такой же, пожалуйста, - спокойно сказала Уна. Эта просьба тоже исполнилась; ещё через секунду она обнаружила перед собой и Шун-Ди маленький, но удобный столик - перья несчастных канареек, казалось, скоро заменят на нём скатерть. Ни одно перо, впрочем, не попало в посуду, аккуратно выстроившуюся тут же: в блюдца с вареньем, корзинку со свежим хлебом (серебряный ножик кромсал его, кровожадно посвистывая в воздухе) и горшок золотистого, мягчайшего на вид масла - как слышала Уна, главной гордости боуги.