Читаем Хроники. От хулигана до мечтателя полностью

— Как... снимайте?.. У меня приглашение, я должен... ехать!.. Я не могу... не поехать!..

Вмешался мой отец. Он долго уговаривал эту... ммм, суровую леди в погонах, показывал ей документы и приглашения. Я безумно улыбался, чуть ли не раскланивался пробовал петь — в доказательство слов отца. Петь не получалось, убедительно говорить — тоже, зато удалось наконец заорать.

— Я лягу сейчас здесь!.. Буду лежать и мешать! Пока меня не пропустят! Поймите, я лечу на музыкальный конкурс! Один из всей Кабардино-Балкарии!

Вообще-то крик души получился вовсе не таким связным, как я написал. Но он подействовал! Правда, на другого человека: какой-то мужчина в форме сказал этой с... суровой сотруднице аэропорта:

— Да пропусти ты парня. Видишь, и отец его тут.

...В общем, меня посадили на самолет в виде исключения. В таком виде я там и сидел. Вместо того чтобы лелеять полученную психическую травму, я настраивался на позитив.

«Везде люди, и с ними всегда можно если не подружиться, то хотя бы договориться. И я буду им благодарен, обязательно сделаю для них что-нибудь хорошее... По крайней мере, пожелаю хорошим людям, которых встречу, чтобы у них все было хорошо...» Этот внутренний монолог напоминает аутотренинг, но он вполне искренен.

...А до этого я, поднявшись по трапу, махал рукой отцу — он стоял на площадке аэропорта. Рот у меня был до ушей, я захлебывался от нахлынувшей благодарности и испытывал резкий переход от отчаяния к восторгу.


Глава 5

ОППН СЛУШАЕТ!

Внуково не дает посадку • Одиночество в аэропорту • Мое знакомство с Москвой через таксиста • Ни денег, ни адреса, ни документов • Ужин с инспектором по делам несовершеннолетних • Ночь с видом на Красную площадь



В самолете я подумал: «Все. Жизнь поменялась. Я добьюсь всего, чего хочу!» Ни деньги, ни слава, ни возможные разочарования меня в тот момент не занимали. А хотелось мне только расширить круг своих слушателей — и чем шире он станет, тем лучше.

Вплоть до самой Москвы меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я невольно ожидал подвоха. С самолетом могло что-то случиться, рейс мог каким-то образом задержаться, опоздать... или не долететь вовсе. Мой взгляд то бесцельно блуждал по салону, то надолго останавливался на облаках в иллюминаторе. Картина за толстым стеклом отвлекала и успокаивала, я начинал улыбаться.

Перед приземлением самолету пришлось добрых полчаса кружить над аэропортом: не давали посадку. Меня била крупная дрожь. Сейчас, сейчас мы рухнем в эти светящиеся огни. Которые, несмотря на угрозу падения, наполняют все тело предчувствием чего-то грандиозного... Рухнем!.. Но нет, снижаемся, дали посадку... Приземлились.

После чего поездка преподнесла мне очередной неприятный сюрприз.

Я сошел с трапа в полной уверенности, что меня встречают — позабыв про горечи, оставив весь ужас позади, однако никто меня не ждал. Как выяснилось позже, брата, который тогда был курсантом военной академии, срочно вызвали на службу. Предупредить об этом он не мог — в то время почти ни у кого не было мобильных телефонов. А уж мобильные у школьников и учащихся военакадемий казались такой же фантастикой, как световые мечи джедаев.

Я стоял посреди огромного зала аэропорта Внуково — потерянный, болезненно одинокий юноша — и пытался

я уразуметь, куда идти и что делать. Я не имел понятия о правилах большого города, у меня не было здесь знакомых, я не знал даже адресов и телефонов городских служб. Я что-то спрашивал у прохожих и доверчиво ловил каждое их слово.

Затем я отыскал таксофон и попытался дозвониться брату. Для чего впервые в жизни использовал таксофонную карту. Когда-нибудь я напишу об этом трагедию в стихах. Она будет начинаться нецензурно... Словом, один из автоматов оказался сломан, в другом ответили, что по набранному номеру моих двоюродных братьев не проживает.

Дьявол, я даже не знал адреса своего родственника курсанта! Район метро «Парк культуры» — и все. Вот в этот момент (барабанная дробь! ) произошло мое первое знакомство с Москвой. Рядом со мной оказался очень симпатичный и доброжелательный человек, таксист, который пообещал отвезти меня в любое место, включая необозначенные на картах.

Не помню, какую сумму он взял, но позже выяснилось, что на эти деньги можно было уехать очень далеко от аэропорта, потом вернуться и уехать еще раз. Я этого не знал, да и не мог знать. Поблагодарив великодушного таксиста, я вышел у Парка культуры и стал кружить по району в поисках брата. В Москве это бессмысленно, не спорю, а вот в маленьких городах срабатывает. Там все друг друга знают, и о месте жительства требуемого человека вы можете спросить если не у случайного прохожего, то уж у бабушек на лавочках — точно. И вас сориентируют, будьте спокойны. Но я-то был в Москве! .. К чести таксиста, он меня дождался.

Дальше я помню все, как в замедленной киносъемке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное