Квач прекрасно знал, что первая вахта легче, если не слишком долгая. Потом, понятно, малыш задрыхнет, и до этого момента его надо будет сменить. Квач поудобней устроился в ржавом нутре машины и постарался отключиться, но не спалось. Мысли одолевали разные. Вспомнился уютный дом, с настоящим чугунным люком, даже с буквами ГК. Черт его знает, что это означает. Затем мысли перескочили на совсем ранние воспоминания. Много забылось, и тогда в воображении мелькали размытые образы, но иногда очень яркие картинки вдруг вплывали из-за завесы тумана, фокусировались, проявлялись в каждой своей подробности. Даже царапинка на мизинце после "охоты" и лист подорожника, обильно смоченный слюной, на ней. И как в детстве они ловили кузнечиков с металлическими ножками, растущими из пластмассового тельца. Малыши наступали на насекомых и с громким визгом отпрыгивали, когда ногу жалила маленькая вспышка. Они называли это игрой в искорку. Выигрывал тот, кто не получит ни одного ожога на ступне. А как-то на уроке один из Знающих объяснил, что искорка эта — родня той мощной и непостижимой силе, которая заставляет ночью гореть свет. И что так Генератор делает Территорию неприступной твердыней.
Затем вспомнился Жрец, который всегда проповедовал, положив руку на бок Генератора. Он объяснял, зачем необходима подушная дань в виде еды и топлива для властей и Стражей Говорил, что они отвечают за спасение душ и безопасность территории. И хотя все знали: когда наступает ночь — Стражи стоят у дверей Вождя, но верили. В большинстве своем, по крайней мере. Наверное, Жрец дарил надежду, что хотя бы там, за Темной Степью, праведники найдут Солнце. Да, он говорил так и говорил, что спасутся те, кто не жаден и Солнце для них никогда не скроется за тучами.
Квач только сейчас неожиданно понял, почему не верил в Солнце за Темной Степью столь безоглядно, как его соседи: Жрец никогда не оставался голодным. Он был самым толстым и хорошо одетым жителем Территории. После Вождя, конечно…
Давно все. Очень давно.
А какие цветы были тогда..! Желтые, словно ворсистые, они весной покрывали поля. Из резных листьев получался вкусный салат. А еще, эти цветы стояли в стеклянной вазочке…
Наверное, Квач задремал, потому что грохот выстрелов застал его врасплох. Один…два… три выстрела разметали видения в клочья. Хорошо хоть шляпа смягчила удар о крышу, когда он подскочил.
Квач бесшумно вывалился наружу и снял оружие с предохранителя. Но вокруг все было тихо. Только шорох травы да поскрипывание какой-то старой железяки.
— Ты жив, малыш? Помочь?
— Не, все уже. Змея просто.
Квач обошел остов. Сон окончательно улетучился, осталась зябкость и сладкие воспоминания о прошлом. Цветы…
Да, Малой отстрелялся хорошо. Все три пули попали в цель. Одна разорвала металлический сегмент, вторая расплющила голову, третья перебила хвост. Ни одного заряда мимо. Хотя смертельным был любой из трех, но, все равно, неплохо.
Кристаллические клыки монстра вонзились в землю. Крови не было, только вонючая черная жижа стекала из под пластин. Этот гад ползучий — стопроцентный оборотень. Квач приложил палец к грудной пластине — горячая. Значит, скоро взорвется сердце, его уже не сблокировать.
Квач схватил Малого за руку и оттащил подальше.
— Сейчас рванет!
Спустя десяток секунд, сердце с глухим звуком взорвалось. Вспыхнул голубоватый свет. Сегменты вспучились. Из раны пополз вонючий дымок, словно кто-то кинул в костер оплетку кабеля.
— А чего три раза стрелял? Одного бы хватило.
Малой виновато пожал плечами.
— Страшно… Он шевелился еще.
Квач оторвал торчащий из машины металлический прут и отодвинул змею подальше, чтобы мелкие твари не тревожили ночь.
— Иди, ложись, Малой, поспи. Я подежурю.
— Ага, давай. Разбуди, когда сменяться.
— Конечно!
Ночь снова наваливалась, сбила с толку, попыталась утащить в сон. Вродде бы там, внутри, он страдал от бессонницы, а теперь приходилось вращать глазами, трясти головой и морщить нос. Сон обиженно отступал, но явно бродил где-то поблизости, ожидая, когда человек сдастся.
Ветер потихоньку стих. Костер погас. Изо рта шел густой пар. Ночь эта была чуть светлей, чем обычно. Жрец почему-то называл такие дни полнолунием.
Неожиданно потянуло смесью запахов расплавленной пластмассы и жаренного мяса. Не сильно пахло, но ощутимо. Значит, где-то в Степи рождался новый монстр.
Когда появился первый человеческий оборотень, над всей Территорией стоял такой же запах.
Никто не возражал, когда Рыжуха, день ото дня становившаяся все больше похожей на помесь паука с ящерицей, стала вдруг жрать пластик. Мусора хватало, и это даже посчитали благом. Она смешно бегала, шурша пластинками панциря. Все относились спокойно, когда существо посыпало округу самым настоящим песком в качестве испражнений. Ребятня каталась на спине многоногого монстра. Было весело, смешно до той поры, пока не выяснилось, что оборотень внутри меняется гораздо медленней, чем снаружи.