Хроники Потусторонья: Проект (СИ)

Я не могу спать. Стыдно сказать, но я боюсь спать. Боюсь своих снов. Боюсь снова увидеть что-нибудь… слишком плохое. Или слишком хорошее. В этом Мире, по-моему, всё слишком, всё чересчур, как в каком-то неведомом зазеркалье. Конечно, если Межмирье действительно Мир Снов, то в этом, наверное, нет ничего удивительного… Хотя Мо говорил, что оно ничего не выдумывает само; тогда, выходит, дело во мне?

Глупо рассуждать о том, прав Первый или нет. У Первого всегда была своя правда — универсальная, верная в любых условиях. А может, ему просто удавалось преподнести всё так, что любые его слова и трактовки казались нам самой логичной и существенной правдой? Мы ведь не сомневались в нём — за исключением того момента, когда произошёл Раскол, конечно, — ведь он с самого Начала был отличным оратором. Ведь даже в дни Войны, когда Духи, истощённые бесконечными сражениями, отказывались брать в руки меч, он всегда ухитрялся сказать нам что-нибудь этакое; что-нибудь, что воодушевляло, наполняло силами, вновь и вновь разжигая усталое пламя вражды. И мы снова бросались в бой, забыв обо всём, кроме его слов. Мы бросались в бой, очертя голову, чувствуя только одно — сопричастность чему-то великому. Нашему Ордену. Нашей истории. Нашей Родине — Истоку.

Ради чего мы прожили эту вечность, Первый?

Ты говоришь, Эпоха кончается — но, быть может, для нас это сродни Благой Вести? Может, и Войн больше не будет? И не будут нужны ни Воины Радуги, ни Орден с Паладинами, ни даже Кошачьи Вооружённые Силы? И боль не будет нашим единственным чувством…

— А как бы ты отреагировал, если бы узнал, что мы родились из боли? — говорит Первый, похожий на мумию в белом саване, что упокоилась в чёрном кресле Мо.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего особенного. Просто подумай вот о чём: для того, чтобы жить счастливо, нужно пройти через боль, Второй. Даже люди рождаются в муках. А Миры? Ты знаешь историю Мира людей, Второй?

— Я не уверен…

— А Четвёртый? Ты помнишь, что с ним стало?

— Он пал в Первой Войне.

— Именно, — Первый кивнул. — Дело вот в чём: Теневым хватило благородства отпустить его к Истоку, и он ушёл. И вот тогда, именно тогда в Истоке стало одним Миром больше. Тем самым Миром, к которому ты так привязался.

— Но… значит ли это, что он?..

Я слышал. Я много слышал о том случае — но, если честно, никогда не верил в то, что это возможно. Что это и правда Четвёртый.

Первый развёл руками:

— Сущность Духа, Гермес. Мы частички Истока, радужные капли, — но мы не можем жить в Истоке, потому что сливаемся с ним, как капли дождя сливаются с ручьём. А Миры? Откуда они взялись, как ты думаешь? Я — Первый. Это значит, что я родился прежде всех вас. Можешь ли ты представить, каким Исток был в Начале?

— Не знаю…

— Тогда вспомни вот о чём. Миры, ты помнишь о Мирах Истока до Первой Войны?

— Конечно! Что за вопрос?

— А ты никогда не думал, что Миры — это нерождённые Духи? Или, во время и после Войн, — Падшие, перерождённые в Истоке Духи? Я видел, как он уходил — Четвёртый. Помнишь его имя?

Я кивнул:

— Его звали Геа.

— Его звали Геа, — эхом откликнулся Первый. — Именно. И именно после его Падения в Истоке появился Мир людей…

— Звучит… слишком фантастично…

— Я не заставляю тебя верить в это, Гермес. Это твоё право. Вспомни вот о чём: Исток — это Информация. Что могло случиться с личностью Падшего Духа? Ведь это мог быть не Геа, а ты. Как ты думаешь, что могло бы случиться с тобой после слияния с Истоком?

— Я не знаю, Первый. Никто не знает. Зачем ты задаёшь мне эти вопросы? Зачем… И откуда ты вообще тут взялся?!

Он визгливо расхохотался и захлопал в ладоши:

— Ты всё правильно понял, Гермес. Мне неоткуда было взяться. Меня здесь нет. Это не я. Это ты.

Разноцветные Луны заглядывают в окно. В Кабинете темно и абсолютно пусто, — если не считать меня, конечно.

Чернеет пустое кресло…

Боль? Мир людей родился из боли Падшего Духа? А сами Духи родились из боли… чьей? Память подкидывает какие-то смутные картины, но я никак не могу разглядеть того, что на них запечатлено.

Как же всё-таки мало мы знаем. О наших «соседях» — Искажённых. О том или тех, из чьей боли мы родились. О том, что было до нас. О том, кто такие эти «мы», в конце концов.

Что случается с Падшими после того, как они сливаются с Истоком? Могли ли первые Миры образоваться из нерождённых Духов? Миры и Духи — это, выходит, почти одно и то же?

Кто может дать мне ответы на эти вопросы? И есть ли этот кто-то, существует ли он в природе? Это явно не Первый, — он и сам знает чуть больше моего, а ведь он Старейший. Тогда кто?

Может, Искажённый?

Но эту жутковатую мысль я сразу же отогнал, потому что она моментально вызвала к жизни длинную чёрную тень, скользнувшую по стене.

Да, Первый, в чём-то ты, конечно, прав. Вот и сейчас — погляди на меня! Можно ли узнать во мне знаменитого Второго, великого Воина Гермеса Несокрушимого? От меня осталась лишь бледная тень былого величия.