Хроники ротмистра Кудашева

Театральная революция мало чем отличается от революции социальной. В первую очередь своей стремительностью. Революция – это взрыв. Революция это шок. Революции не интересен медленный процесс воспитания масс. Зритель должен выйти из зала уже с изменившимся сознанием. Что и делается.

Новое время – новые средства воздействия на сознание масс, новые способы формирования и переформирования духовных ценностей в сознании масс, новые технологии управления массами.

Авангард, социалистический как культурная эпоха, как духовная философия, как образ мысли пришел и вытеснил все иные «измы». Грядёт время простых понятных, штампованных, контрастных, общеобязательных к применению принципов нового общежития.

Уже сложилась государственная система власти. Очень жёсткая система, способная контролировать как собственную целостность,  так и своё независимое положение в мире иных не дружественных систем.

Система, это, прежде всего, жесткий, не аморфный, порядок взаимосвязей частей её составляющих. Каждый человек – частица системы. Вписанный в систему, отторгающий систему либо отторгнутый ею. Для упрощения у каждой частицы свои характерные, признаваемые системой особенности. Хоть по цвету ярлычков. К примеру: красный, белый, зелёный, чёрный, жовто-блакитный и т.д. Свой, системный – только красный. Это у нас. Есть и иные системы – звёздно-полосатые, например. А если кто-то фиолетовый с зелёными крапинками? Нет, фиолетовых персон у «нас!» не может быть, потому что не может быть никогда!

Фиолетовый в крапинку для системы просто урод.

Для бессистемных персон, в системе нет места.

У такого бессистемного в голове своя собственная система.

Человек думающий – сомневающаяся личность.

Личность сомневающаяся – потенциально ненадёжная личность. Просто враг.

Кто не с нами – тот против нас! Кто не сдаётся – того уничтожают!

Насилие?

Революция.

Меньше интеллекта, больше эмоций.

Правой, правой, правой!

Кольцо рассуждения замкнулось. Это что-то новое?

Да нет, всё старо, как сам мир!

Хорошо, а мне что делать?

Да, белым не был. Это уж так сложилось. Нет ни вины, ни заслуги.

Стать красным, это ещё заслужить нужно. «Красненьким». Чужим или собственным. Смогу?  Своим, пожалуй. Чужим? Возможно, нет.

Здесь умствовать не зачем. Жизнь сама предложит выбор, и любой человек этот выбор сделает.

*****

23 октября 1914 года.

Снова на приёме у Бокия.

Глеб Иванович в хорошем настроении. Улыбается. Но держит дистанцию. За руку не здоровается. Из-за стола не выходит. Присесть предложил.

– Хорошо выглядите, Александр Георгиевич! Отдохнули?

– Спасибо, Глеб Иванович. Отдохнул. Готов работать.

– Ждёте назначения?

– Как решите. Назначения или возвращения к прежнему месту службы.

– Вас устроит компромисс между этими альтернативами?

– Фразу понял, несмотря на её изысканность, Глеб Иванович. Не понял, что может стоять между альтернативами?

– Дело в том, Александр Георгиевич, что кадровая проблема с подбором специалистов вашего плана и уровня требует вашего присутствия одновременно и в Полторацке, и в Москве. Скажу проще: ни мне, ни Якову Христофоровичу не хочется прикреплять вас жёстко к одному определённому месту. Тому есть много причин. Первая, она же последняя: мы сошлись во мнении, что вы – персона сама по себе уникальная, штучная. Есть сомнение, что вы станете хорошим организатором некоего коллектива, где будете сами зависеть от дисциплинированности, исполнительности и компетентности ваших подчинённых. Не станете же отрицать, что всё лучшее в своей жизни вы делали исключительно своими руками. Наши аналитики вынесли вам некий вердикт, который в сокращении до одного слова вписывается в образ волка-одиночки. Это не похвала, это не порицание, это признание вас, как личности в некотором роде артистической. Не хотелось прибегать к сравнению, но возможно ли было бы назначить Фёдора Ивановича Шаляпина директором какого-нибудь Тьмутараканского театра-варьете или управляющим «Моссельпрома»? Поверьте, мы умеем не только организовывать массы, мы можем и высоко оценивать талант индивидуальности. Я закончил увертюру. Примите сказанное во внимание. Теперь к делу. Есть такое предложение. Не будем рубить с плеча. На ближайшие три месяца за вами сохраняется должность заведующего Бюро переводов в Туркменском областном ГПУ. В связи с возросшим объёмом работы Бюро будет усилено двумя должностями переводчиков. Как вам кандидатура Жени Григорьева? У него высшее образование. Пока только английский и немецкий. Ему только двадцать четыре года. Всё впереди. Он мечтает о возможности овладеть тюркским и фарси! Не будете возражать?

Я покачал головой.

Бокий продолжил:

– Вторым будет природный перс. Пожилой, но крепкий человек. Он отработал садовником в русском консульстве в Мешхеде восемнадцать лет. У него семейно-клановые проблемы в Персии. Мы взяли его под свою защиту, предоставили убежище. Переводчик с тюркского и узбекского останется прежний. Как видите, чисто техническая сторона вашей занятости заметно понижается. Как говорили в Риме: «Sine cura animarum!» – «Без заботы о душе».

Я подтвердил: