Хроники ротмистра Кудашева

Асфандиёр не прятал груз по пещерам. Он просто затопил груз в случайно обнаруженном омуте, в общем-то, неглубокой речки. Мутная вода, несущая серый гипс, вымытый в верховьях горного массива, не позволяла обнаружить схрон визуально.

Шестьдесят ящиков… Если верить маркировкам, их общий вес должен был бы составлять не менее трех с половиной тонн! Поднять такой ящик в шестьдесят-шестьдесят три килограмма и нести его в гору от реки до пещеры триста метров не смог бы ни один из наших погонщиков. Покойный капитан Ремизов был прав: вес каждого ящика втрое меньше объявленного. Хочешь, не хочешь, а задумаешься. Бог даст, скоро придётся сдать груз по назначению. Не было бы проблем в конечном пункте маршрута. Да, никто не объявлял при передаче, а я не слышал и не принимал золото. Принимал опломбированные ящики в количестве шестидесяти единиц учёта. Если не золото, так что в них могло быть? Что за груз, транспортировка которого стоила таких больших забот, расходов и даже потерь в личном составе экспедиции? Иные, менее весящие, но более дорогие ценности? Или бумаги? Возможно, архив генерала Джунковского, который должен быть схоронен на другом от Красного Туркестана конце света? Возможно. Тогда, не плохо было бы и предупредить заранее своего неоднократно проверенного человека. Если в ящиках бумаги – пропал архив. Почти три месяца груз провёл под водой! Впервые за всю экспедицию я плюнул в сторону груза и сказал вслух: «Чёрт с ним!».

Напрасно чертыхнулся перед сном.

Через час на рассвете нас поднял винтовочный выстрел нашего часового. Со дна ущелья ему вразнобой ответили с десяток стволов. По звуку – винтовки Мосина. Не мультуки, не маузеры. Наши винтовки. Значит, вернулись сарбазы. За золотом. Не знаю звука более отвратительного, чем звук сплющенной от удара о камень рикошетом летящей пули. Минут через десять перестрелка умолкла. Стороны в своих диспозициях определились.

Я подсчитал: противник атакует в количестве не более, чем в два десятка стволов. Значит, точно, это люди Шамшир-Бобо.

Опоздал старый басмач. Ждал, ждал Кудашева, и, всё-таки, проворонил!

У нас преимущество. Двадцать стволов одних только хорезмийцев дорогого стоят. Они даром патроны жечь не будут. Асфандиёр улыбался. Для него война – праздник. Я отдал ему приказ разобрать вьюки с резервным вооружением, раздать винтовки погонщиками. Как бы они плохо ни стреляли, но с их помощью при штурме можно будет вдвое увеличить плотность огня.

Асфандиёр расставил людей по уже размеченным им огневым точкам, каждому стрелку наметил индивидуальный сектор обстрела: от камня до камня, от ориентира до ориентира. Я прошелся по карнизу – грамотно. Мёртвых зон нет. У нас преимущество: мы на высоте. Штурмом не взять. Пусть попробуют. Захлебнутся!

Попробовали. Цепью, перебежками, укрываясь за камнями. Мы на выстрелы до поры до времени не отвечали. Пусть пойдут вброд через реку.

Пошли.

В моих руках «Гочкис». Сейчас узнаю цену этому хвалёному французскому шедевру. Неужто лучше «Максима»?

Асфандиёр с биноклем. Командир. Знает, когда стрелять самому. Не торопится с командой «огонь».

Вот, сарбазы цепью в десять человек вошли в воду. Сначала по колено, потом по пояс. Вот, один не удержался на ногах, упал, река пронесла его шагов пятнадцать по течению, пока он смог встать на ноги.

Асфандиёр даёт команду:

– Предупредительным одиночным, по кромке берега огонь!

Дружный залп.

Дал и я длинную очередь.

Сарбазы развернулись и прыжками поскакали, держа над головами винтовки, на свой берег.

Асфандиёр высунулся из укрытия. Крикнул:

– Эй, Шамшир! Предатель, разбойник! Иди ко мне, окажу тебе милость. Я перережу твоё горло.  Постараюсь не причинить боли. Иначе будешь сидеть живым три дня на высоком колу в Бухаре, пока не подохнешь! Могу простить, если вы все сложите оружие, и каждый из вас наденет на свою шею уздечку!

В ответ беспорядочные выстрелы. На сажень ниже условного бруствера, по камню.

Шамшир-Бобо не снёс оскорбления. С противоположного берега реки полилась длиннейшая брань в адрес Асфандиёра и всех его родственников и предков.

Асфандиёр ответил коротко:

– Прости, Шамшир, я был добр к тебе. Больше не буду!

Шамшир-Бобо поднял над камнем, за которым укрывался, белый платок, завязанный узлом за древко камчи. Потом поднялся во весь рост. Крикнул:

– Не стреляйте. Прибегаю к закону войны. Я парламентёр. Хочу говорить с начальником. С Кудаш-беком.

Пришлось подняться и мне.

Шамшир-Бобо двинулся, было, к реке, но его остановил Асфандиёр:

– Стой, где стоишь, предатель! Ни шагу. С дезертирами не ведут переговоров.

– Говори! – приказал я.