На шее Лак Перун Агни-Ра сверкал золотой символ власти – витой торквес с головками круторогих овнов. Время от времени молодой басилевс трогал его кончиками пальцев, словно боялся потерять. Он был счастлив.
Этот политический катаклизм, мизерный в мировом масштабе, меня обеспокоил на всё, оставшееся время, проведённое в Кафири. Как было не предположить, что «дворцовый переворот» был напрямую связан с появлением в Агнираполисе нового лица – чужеземца? Возможно, существовали в полисе противоборствующие политические силы, и моё появление с совершенно секретной миссией могло стать основанием для изменения равновесия между этими силами. Основанием для изменений во внутренней и во внешней политике этого маленького государства.
Я не имел возможности провести хоть какое-то расследование причин и обстоятельств организации этой трагедии, не говоря уже о сыске в отношении конкретных исполнителей. На то были причины. Первая – языковый барьер. Придет время, и этот барьер перестанет существовать. Но на это потребуется не один год. Вторая причина: невозможность лицу моего положения без подозрений установить какой бы то ни было доверительный контакт ни с одним аборигеном ущелья Кафири.
Лично на моей судьбе и результатах моей миссии смена власти не отразилась. Но события этого дня дали мне обильную пищу для размышлений на долгие годы.
Я не ошибся в главном: именно моё появление в Кафири с миссией, которая должна быть окончена в княжестве Киштвари, и послужило провокацией к реакции оппозиции, окончившейся сменой власти в Агнираполисе.
В том я убедился в день второго апреля. В день моего отъезда из Кафири в дальний путь, лежащий в Киштвари.
*****
Великое Посольство Кафиристанского Агнираполиса во главе с самим его басилевсом и верховным жрецом Агни-Ра его высочеством Лак Перуном, сопровождаемое царской свитой, вооружённой охраной в сотню всадников, сотней тяжело нагруженных яков и человеком из далёкой северной страны Руссии по имени Александрес миновало перевал Барогиль без проблем. Афганской страже до Кафиристанцев не было дела. Английский пост к месту службы ещё не прибыл. Но солнце уже обнажило каменную нить караванной тропы, соединяющую Афганистан с Британской Индией.
За перевалом Барогиль у подножия Гиндукуша на его южном склоне Посольство агнираширов с почётом было встречено полномочным представителем князя Киштвари его высочества басилевса Панкратайоса Кризантоса. С собственным вооружённым отрядом народа киштвари. Меня никто ни кому не представлял. Я ехал в свите Лак Перуна на пегой лошадке, что привезла меня в Агнираполис от Чор-Минора. Молча ехал все двадцать дней от перевала к перевалу, от кишлака к кишлаку, от ледника к леднику, от переправы к переправе. Разговаривал лишь со своей пегой. Наслаждался путешествием. Впервые чувствовал себя простым пассажиром.
Так что писать не о чем. Природные ландшафты мало чем отличаются от уже неоднократно описанных мною, а приключений просто не было.
И слава Богу!
Двадцать второго апреля наш караван длиннейшей цепью всадников, пеших погонщиков и нагруженных яков и пони часа три поднимался по крутому серпантину горного склона, поросшего редкими купами гималайского кипариса, а потом столько же времени спускался в благодатную тёплую долину – ущелье Киштвари. Вернее – кальдеру Киштвари. Конфигурацией правильного несколько вытянутого овала, с высоты напоминающего драгоценный изумруд в тёмной оправе скал с бирюзовой каплей-горошиной озера небесной голубизны в его правой части у подножия горы Киштвари-Деви.
Нас приняли без фанфар и флагов, без пышных речей. Но с исключительным продуманным вниманием к измученным дальней дорогой путникам. Животные получили свои загоны, воду, зелёный корм и зерно. Люди – жилища по рангу и сытный ужин. Мне отвели отдельное жильё. Настоящая комната в скальном гроте с правильными вертикальными стенами и куполообразным потолком – замечательная работа киштварских каменотёсов и каменщиков. Предложили принять горячую ванну подземного серного источника.
Вот, лежа в «кипящем» пузырьками водоёме горячей воды, отпаривая своё тело, более года не знавшее бани, я впервые подумал: из Киштвари уезжать не захочется!
В день приезда ни басилевсу Лак Перуну, ни мне встретиться с князем Киштвари не пришлось. Лак Перуну был назначен торжественный приём лишь через день, на двадцать четвёртое, мне – аудиенция на двадцать пятое апреля. За груз я уже не беспокоился. После ужина с лёгким сердцем завалился спать. Уснул мгновенно, как в детстве, вволю набегавшись в дворовой игре в «казаки-разбойники».
Выспаться в эту ночь не пришлось.
Через час я проснулся от запаха горячего масла. К моей постели подходил человек с масляным светильником в руке.
– «Это что ещё за Али-Баба?»,– подумал я. Нащупал под одеялом у правого бедра наган. Тёплый револьвер сам лёг в руку. Я сел на постели спиной к стене, не показывая оружие.