– Не стреляйте, господин Кудаш-бек, – в полголоса попросил ночной гость. – Я по поручению нашего господина. Он хочет вас видеть. Тайно, без свидетелей. Сегодня в нашем доме слишком много чужих глаз и ушей!
Мне одеться – минуты много. Из моей комнаты вышли тайным ходом через платяной шкаф, прошли длинным коридором с двумя поворотами в полной темноте. Вышли в слабо освещённый богато убранный зал. Мой провожатый пригласил меня присесть в роскошное резное кресло тикового дерева, инкрустированного перламутром. Огоньком своей лампы зажёг два напольных многоярусных канделябра свечей по двенадцать в каждом. Осторожно звякнул в настольный колокольчик. Отошёл к двери, замер, скрестив руки и опустив голову.
Я ждал. Через минуту колыхнулась штора, прикрывавшая дверь в зал с другой стороны. Вошли двое. Первый – явно дворцовый служащий: телохранитель, секретарь, переводчик или министр двора в одном лице. Второй, очень даже возможно, сам князь.
– Его высочество князь Киштвари Панкратайос Кризантос! – объявил дворецкий.
Я встал. Интуиция подсказывала мне: представляться нет необходимости. Не та обстановка. Меня и так знают. А официоз впереди.
Дворецкий повернулся, сделал несколько шагов назад, встал у стены, поклонился.
Князь Киштвари Панкратайос Кризантос твёрдой бесшумной поступью вышел из полутьмы на свет канделябров.
Конечно, это был Алан Фитцджеральд Мак’Лессон, он же Гюль Падишах-Сейид, он же Рами Радж-Сингх.
– Александр! – воскликнул он в голос. – Как долго я тебя ждал!
Ночь прошла в разговорах. В сумбурных, мало связанных между собой единой темой или одним и тем же событием рассказов о днях минувших. Почти пять лет прошло с нашей последней встречи. Встречи, на которой мы сумели, всё-таки, договориться о сотрудничестве. Каждому было что рассказать. Оба прошли через Великую империалистическую войну, каждый хлебнул собственную порцию бед и страданий. Но оба остались живы. Пусть не сложилось сотрудничество. Но не было и предательства. Уже много. Сумели сохранить друг друга!
Мак’Лессон рассказывал, я слушал. Я рассказывал, он слушал. Слушал жадно, сопереживал искренне. Раньше подобного единения душ между нами всё-таки, не было. Лишь затянувшаяся разлука показала, что настроены эти невесомые фибры духовности в одной тональности. И это, несмотря на разницу между нами во многом: в возрасте, в культурной среде воспитания, в образовании, в высоте социального положения, в объёме и качестве жизненного опыта.
Как-то, Мак’Лессон сказал: «В молодости я был похож на тебя, Александр. Придёт время, и ты станешь похож на меня!». Верно, так и получилось. Мне с успехом удалось пройти Афганистан под личиной Гюль Падишаха!
Конечно, одним из моих первых вопросов был:
– Как наш принц Радж Дигора Урсдон? Как Чермен, Шер-Мен Руси? Жив?
– Жив! В Берлине подлатали, в Бостоне поставили на ноги. А потом – война! Связь прервалась. Шпиономания свирепствовала на самом низовом уровне. Даже коммерческие счёты сводились очень просто: достаточно было лишь натравить толпу на своего кредитора. Пришлось отключиться от всех дел. И тебе, Александр, ничем не мог помочь, хоть и знал, что ты мобилизован. Дважды пытался прорваться через океан. Первый раз на пассажирском испанском пароходе «Каталония» налетели на мину, обошлось, не ушли на дно, вернулись в порт Бостон. Второй раз ещё хуже: американский транспортный пароход на твёрдом топливе «Оклахома» пошёл ко дну от торпеды немецкой субмарины. Четыре дня болтались без пресной воды в шлюпках посреди океана. Назад вернулись на Кубу в порт Хабана на французской частной дизельной яхте. Ладно, в Штатах тоже был не без пользы: изучал банковское дело в тонкостях новых методов. Боюсь, Европа скоро вздрогнет, столкнувшись с ними. Да, о Шер-Мене. Несчастный мальчик. Надо же, дважды потерять семью! Тоскует. И его новая боль – революция в Россие… Сегодня он преподает в Кембридже. Профессор. Читает курс «Обычное право коренных народов Индостана». Пишет книгу…
Так мы говорили.
Ужинали.
Я ждал от Мак’Лессона инициативы разговора о грузе специального назначения, доставленного мною с таким трудом по поручению Евгения Фёдоровича Джунковского. Но тот явно не собирался говорить со мной на эту тему.
Я не выдержал, спросил сам:
– Когда груз будем смотреть, Алан? Я доставил. Принимай!
Мак’Лессон поднялся из-за стола:
– Хоть сейчас. Ящики в соседнем зале ждут нас.
Вышли.
Ящики, аккуратно сложенные штабелем в пять единиц в высоту и двенадцать в длину, были готовы к осмотру. У ящиков два охранника. На столе кипа писчей бумаги, чернильный прибор, слесарный инструмент: клещи, молоток, ломик-фомка.
Мак’Лессон спросил меня:
– Вскрываем все подряд или на выбор?
Я решил:
– На выбор. Начнём с четвертого, пять ящиков по вертикали.
Один из охранников начал выносить ящики один за другим в центр зала. Второй поднёс ближе к месту работы канделябр.
Мак’Лессон указал на ящик:
– Александр! Прошу убедиться: упаковка не нарушена, все пломбы на месте. Правда, бумажные наклейки и ярлыки не сохранились.
– Вижу. Знаю. Начинайте!