Хроники ротмистра Кудашева

Я подпрыгнул, ухватился за решётку распахнутого оконца. Подтянулся. Рискуя получить в голову шальную пулю, посмотрел во двор. Увидел нечто: рукопашный бой под светом двух прожекторов

Второго залпа не последовало. Рёв озверевших людей, перешедших в контратаку, перекрыл рёв мотора трактора. Отдельными выстрелами и ударами винтовочных стволов оставшиеся в живых приговорённые и пришедшие к ним на помощь заключённые из обслуги добивали бойцов расстрельной команды. Теперь выстрелы слышались и в самом здании тюрьмы. На первом этаже.

Среди криков и стонов, несомненно, услышал знакомый командный голос Никиты Васильева: «Терентьев! Смирнов! Пробивайтесь в дежурку! Выбивайте двери!»… Самого Васильева не разглядел.

Увидел: заключённые пытаются взломать замки на массивных воротах, с тем, чтобы выбраться из охраняемого периметра. Глянул на вышку: часовой без винтовки безжизненным мешком лежал, свесившись головой вниз, на перилах лестницы.

И вдруг ворота распахнулись. Удар был такой силы, что створы ворот отбросили копошившихся над замками людей на несколько метров.

Во двор вошёл броневик. Его «Максим» длиннейшей очередью прошёлся по трём сторонам периметра двора, уничтожая и своих, и чужих. Вслед за броневиком во двор ворвался десант бойцов с револьверами и маузерами.

В несколько минут стихийное восстание было подавлено. Словно оцепенев, не чувствуя боли в сведённых судорогой руках, я смотрел на эту бойню. Очнулся от удара в потолок пули, влетевшей в моё оконце, рикошетом прошедшейся по стенам камеры.

Спрыгнул на пол. Услышал топот кованых сапог по коридору этажа. Опыт подсказал: в горячке могут пристрелить ни за что. Лёг на пол лицом вниз, прикрыл руками голову.

Дверь в камеру открыли. Первым ворвался здоровый пёс – пограничная овчарка. Сделал круг по камере, остановился у моей головы, понюхал меня, но агрессии не проявил. Видимо, он этим самым и спас меня от расправы. В других камерах слышались одиночные выстрелы.

Мне команда:

– Встать! Руки за голову! Ноги шире! Кто такой?

– Переводчик НКГБ Кудашев.

– Статья?

– Обвинение не предъявлено. Ошибка какая-то. Или вражеский оговор!

Меня обыскали. Проверили камеру. Старший простился ласково:

– Живи пока, переводчик!

Дверь захлопнулась. Лязгнула тяжёлая щеколда.

Я упал на своё твердое, пахнущее махрой, ложе. Сжал руками голову, пытаясь унять мигрень. В ушах крутился недопетый припев юнкерской песни из ушедшего старого мира. Не менее древнего, чем Древний Рим. Но безвозвратно провалившегося в бездну прошлого, как все великие античные империи…

Здравствуй моя, любимая…

Буль-буль-буль…бутылочка зеленого вина!

Здравствуй моя, любимая…

Буль-буль-буль…бутылочка зеленого вина!

Здравствуй моя…

_____________________________________________

* Прим.

– Песня юнкеров – сочинение Автора на известную тему дореволюционных и красноармейских песен гражданской войны. Первая авторская публикация в сборнике стихов «Белые розы».

_____________________________________________

*****

17 сентября 1936-го года.

С рассветом меня подняли, дали в руки ведро, тряпку, метлу и швабру. Вывели на первый этаж убирать следы ночной бойни. Не солгу, если скажу, что слил в овраг за тюрьмой не менее трёхсот вёдер грязной воды с кровавой пеной. Канализацию ещё предстояло кому-то вычистить.

Под конвоем, конечно. Успел отметить: конвоир не из «наших» надзирателей. Молодой деревенский парень с телячьими глазами в пехотной выгоревшей до белизны гимнастёрке. Винтовку в руках держать не умеет. Бдительность нулевая. Подумаешь, боевая задача: русского старика-аксакала охранять. У меня был шанс совершить побег. Воздержался.

Вспомнил голос Васильева, командовавшего этой ночью. Наверняка, под расстрел шёл. Где, на чём он мог погореть? Несомненно, на своей мании отыскать Туркестанское золото. Как случилось, что в этой связи всплыло в Москве и моё имя? Всего-то и был обыкновенный разговор с Васильевым на эту проклятую тему. Никаких конкретных действий с моей стороны. Тем не менее, пошёл Васильев под расстрел. Может, именно потому, что здесь знали, что из Москвы возвращается свидетель? Кудашев! Погиб Васильев в бою. Или после боя. Если так, на меня нет ничего. Ладно, потерплю.

Напрасно я так думал. По делам, связанным с золотом, срока давности не существует. И память хороша не только у Кудашева.

Возвращаясь в камеру, увидел работающих плотников и штукатуров, в спешном порядке замазывающих и заделывающих следы пуль.

Ни трупов, ни раненых в тюрьме уже не было. Как потом понял, не осталось и ни одного свидетеля произошедшего. А я? А я ничё. Как поют в опере Верди знатные синьоры: «Этой ночью спали мы спокойно!».

*****

17 сентября 1936-го года.

Ещё один день прошёл без вызова на допрос. Весь уцелевший контингент тюрьмы был на тридцать дней переведён на карцерный режим содержания: отменены прогулки, свидания с родственниками, приём передач, приготовление горячей пищи. Хорошо, не отменили банный день.