Хроники ротмистра Кудашева

Кудашев вопросительно взглянул на Васильева. Тот продолжил:

– В двадцать три ноль-ноль, теперь уже дня прошедшего, синхронно минута в минуту с террактом во втором парке был организован вооружённый налёт на Туркменское отделение Государственного Банка СССР, что в старом здании Отделения Государственного Банка Российской Империи. Ну, с ним вы, вроде, были знакомы по службе. Там всё солидно. Налёт не удался. Двое из налётчиков задержаны. Предположительно, их прикрывали ещё двое. Офицеры. Старая гвардия, белая кость. Герои «германской». У каждого по Георгиевскому Кресту за бои на Северо-Западном фронте. Непонятный налёт.

– На чём произошёл сбой операции?

– На динамите. Упаковка шведская, нобилевская. Однако, бикфордов шнур догорел, капсюли бабахнули, а динамит не сдетонировал! Я второго такого случая не припомню.

– Нас это касается?

– Нас теперь всё касается! Слушай дальше, Саша! Через два часа на имя Петрова пришла по ВЧ шифровка от имени Петерса. Это, минуя Ташкент! В шифровке короткий приказ: срочно доложите оперативную обстановку по городу! Откуда это мне известно? Сам Тимофей Акимович и доложил мне лично. Просил помочь составить донесение. Донесение отправили. Казалось бы, можно хоть пару часов поспать до следующего рабочего дня? Нет. Через час мне лично повестка: «К шести ноль-ноль прибыть в Отдел. В аппаратную. Сеанс связи с Москвой». Я к тебе, Саша. Что скажешь?

Кудашев с ответом не задержался:

– Как я правильно понял, Никита Александрович, наши взаимоотношения несколько изменяются. Жизнь вносит свои коррективы. Я не против, чтобы  называли меня Сашей, но не хотел бы, чтобы эта эскалация вскоре позволила вам называть меня «Кузьмичём» и похлопывать по спине!

Васильев смутился:

– Ради Бога! Александр Георгиевич, простите меня. Да, понимаю, субординация – инструмент обоюдоострый… Хотите – побратаемся? Не будет у нас времени на политес! Зовите меня Никитой, мне уже всё равно на людях или нет! Я виноват, ваш авторитет всю жизнь довлел надо мной. Я же с первой нашей встречи пример с вас брал! Теперь знаю точно, мне с вами, Александр Георгиевич, никогда не сравняться. Вы учитель, я ученик. Ученик, который наделал ошибок, которые и вашу жизнь снова поставили под удар!

Кудашев рассмеялся:

– Это точно! Если бы не ваши «ошибки», я уже семнадцать дней лежал бы под большим каракумским барханом!

Васильев  сунул в руки Кудашева большой свёрток.

– Саша! Обижаться некогда и незачем. Я давно уже не глупый мальчик. Умею считать варианты, подстраховываться. Держи, это твоё, спрячь, распорядись сам. Здесь для тебя маленький спасательный круг на случай, если придётся перейти на нелегальное положение. Три паспорта: американский, турецкий и болгарский. Деньги. Виноват, только билетами: фунты. Небольшой, но легальный, не засвеченный счет в «Чейз Манхеттен Банке» по паролю. На всякий крайний случай: место встречи первый понедельник каждого чётного месяца в Асхабаде на Текинке либо в Истанбуле на площади у Аль София. Почтовый ящик – скамейка, испачканная губной помадой. Записку оставлять с левого края под сиденьем. Хлебом, что ли приклеивать?! Пока всё. Иди, спрячь посылку. В девять будь на рабочем месте. Если у меня всё будет хорошо, на твоём столе чернильный прибор будет сдвинут в сторону. Если нет, значит, мне зайти в «Бюро переводов» не удалось. В любом случае не делай резких движений. Пока. Пожелай мне удачи!

Кудашев обнял Васильева:

– Удачи, Никита! Мы с тобой одной крови. Не пропадём.

*****

*****

Утро 8 июля 1924 года.

В девять утра Кудашев был в своём кабинете. Чернильный литой прибор из почерневшей бронзы в стиле «ампир» стоял на своём месте. Надежды Ивановны в кабинете ещё не было. Переводчик с узбекского Садык Азимов приветствовал своего начальника искренней улыбкой и традиционным поклоном с правой рукой, прижатой к сердцу.

– Александр Георгиевич! Вам «предписание». Просят прибыть в следственный отдел к десяти утра. Говорят, работа есть. Свежие газеты на вашем столе. Наша «Средняя Азия» и «Правда».

Кудашев поблагодарил. Достал из ящика жестянку с чаем, протянул Азимову. Попросил на узбекском:

– Садык-джан! Составьте компанию, организуйте по пиале!

Сидел, перебирал бумаги, смотрел в газету, пил чай. Не читал, строк не видел. Надюша за полчаса так и не появилась. И у Васильева зайти в кабинет возможности не было. Ладно. Как бы то ни было, но сам Васильев просил на первых порах «не делать резких движений».

В девять тридцать покинул здание ГПУ. До тюрьмы на улицу Кладбищенскую дошёл пешком за двадцать минут.

Вошел через служебный КПП, предъявил удостоверение личности, сдал наган, получил жетон. Прошёл в служебный сектор здания.

В кабинете, где переводчику было отведено рабочее место, Кудашева ждал следователь военной прокуратуры. Военная форма, малиновый околыш фуражки, две шпалы в петлице.

Спросил:

– Кудашев? Александр Георгиевич?

Кудашев кивнул, показал жетончик на колечке:

– Вам придется пока поверить на слово. Документ в дежурной службе на КПП.

Следователь представился: