Читаем Хроники старого меломана полностью

Это были цветочки, перестройка забуксовала, но народ ещё ждал перемен и дождался в августе. А пока Вацек пригласил меня прокатиться в Польшу, подзаработать на продаже отечественных товаров. Тема была широко распространена. Мы стали готовиться. Володя имел опыт «челнока». Несколько раз бывал в Югославии и Польше. Мне же ещё предстояло получить загранпаспорт. По фиктивному вызову я пошёл оформляться в ОВИР. Никогда не забуду тамошних очередей, запись в пять утра; осатаневший людской вал, накатывавшийся на очумелых государевых людишек, быстро приучившихся решать проблемы за вознаграждение с чёрного хода, нежели собачиться с парадного. Да, разве-ж это испытание для закалённого советского барыги? Боялся, что отсидка сделает меня не выездным, но в том, переходном бардаке, все как-то обошлось. Заветный паспорт, в конце концов, был получен.

Дальше по списку закупка товаров: инструменты, фломастеры, сувениры, барахло, десятки единиц всякой мелочёвки. У себя в кабаке я пробил по кассе пять банок чёрной икры, той самой, что в стеклянной конусной таре. В то время подобный деликатес ещё можно было достать, а как сейчас? Да, это обошлось дорого, но в последствии затраты вернулись сторицей.

Нагруженные тяжеленными рюкзаками и неподъемными сумками мы с Володей оказались на Варшавском вокзале. Батюшки, да вся платформа была усеяна подобно нам разношёрстной пёстрой толпой из галдящих баб, нетрезвых мужиков и другого попутного люда с огромными баулами, торбами, тюками. Ехали весело, бухали постоянно, делились советами, ругали погранцов и чеченскую мафию, безжалостно обиравших челночников в Венгрии. Вот только доходы свои никто не освещал, тема эта закрытая, и так ясно, раз мотаются — смысл есть.

На границе наши пограничники заставили всех раздеться и обыскали. Да, так ловко, не хуже лагерных дубаков (может, стажировались там). В тот раз пропустили без помех, и мы на радостях выпили. Поменяли колёсные пары — опять выпили. Когда ночью прибыли в Варшаву, всё было, как в тумане. Мы сдали вещи в багаж. Затем Вацек потащил меня в город. Пока гуляли по ночной польской столице, я пришёл в себя и с интересом разглядывал чужие улицы и дома.

Утренней электричкой двинулись дальше, в Гданьск. Вовка крепко поцапался в поезде с контролёром, а я так ничего не понял из "пшецких" гневных дебатов, какие-то проблемы с билетами. Друг всё-таки отстоял наши права, и мы уже без помех добрались до места. Сняли комнату у местной бабки, угостили её водкой. Затем выяснилось, что та неплохо говорит по-русски. Утром нам предстоял первый рабочий день на тамошнем рынке. Гданьск был необычайно красив. Старинная немецкая готика: здание ратуши, костёл Св. Девы Марии и масса других достопримечательностей.

— Только не ляпни где-нибудь «Данциг», вместо «Гданьска». Для местных это больной вопрос, — предупредил Вацик, — город морской, объясняться можно на английском, его понимают. Ежели чего, все вопросы ко мне.

Он передал мне список с примерными ценами. И, вот, мы на рынке. Да, это вам не полулегальная питерская барахолка. Масштабное место тянулось на сотни метров в разные стороны. Выбрали стол и разложили товар. Вскоре пошли и покупатели. В первый день сразу разобрали икру и часть вещей. Но что-то умудрились украсть. Один раз даже в наглую взяли набор чертёжных принадлежностей и спокойно пошли дальше, не обращая внимания на наши возмущённые крики. Догонять не стали, пусть подавятся. Кто будет качать права в чужой стране?

На чудовищной жаре простояли весь следующий день. Пробовали взбодриться, но тёплая водка не лезла. В итоге продали почти всё, на дне рюкзаков осталась лишь мелочёвка.

Третий день — отдых. Вацек повёз меня в Сопот, когда вернулись в Гданьск, посетили обменный пункт и избавились от пухлой пачки злотых. Вацек подбил итоги вояжа, совсем неплохо, — по сто восемьдесят баксов «чистого навара» на брата. Погуляли по городу, купили какие-то сувениры. Я, конечно, сунулся в музыкальный магазин, винила увидел много, но всё очень дорого. Проще в родном Питере приобрести. А вот последний альбом британцев Queen «Innuendo» купил, не удержался и ничуть не жалею. Через несколько месяцев Фредди Меркьюри умер, альбом действительно оказался последним прижизненным релизом в дискографии великого певца и, если переводить приобретение в коммерческую плоскость, — сильно подскочил в цене.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное