Читаем Хроники старого меломана полностью

Меломаны подсказали, что альтернативные встречи на природе проходят в районе Нижнего Большого Суздальского озера по выходным дням. Это удобно для меня, совсем недалеко от дома. Времена были смутные, но в начале девяностых музыкальные сходки по-прежнему оставались под запретом. Правда, милиция на нас махнула рукой и почти не докучала, ей других забот хватало.

Зато я стал свидетелем, как группа энергичных молодых людей запросто отнимала пластинки у самых безобидных и беззащитных коммерсантов от музыки. Никто не заступался: каждый сам по себе. Так бандитский беспредел зацепил наше сообщество, далёкое от традиционного бизнеса, но все равно представляющее интерес для отдельных подонков. Примерно к концу 1993-го года последний стихийный рынок питерских коллекционеров прекратил своё существование. Все обмены и продажи вернулись в помещение общества коллекционеров, где происходят и поныне.

Работа в кафе занимала много времени и сил. Снимать остатки товара и вести учёт: это ещё полбеды. Стали заглядывать комиссии из треста — благоприятные акты составлялись после обильных возлияний и продуктовых наборов, а то и мятых купюр. Правила игры остались прежними: воруешь — делись, не воруешь — всё равно делись. Нетрудно догадаться, как покрывались недостачи. Вацек помогал мне на первых порах. Учил уму-разуму, раскрывая специфические особенности руководства. Но скоро он уволился — нашёл другое место.

А летом меня перевели в головное предприятие — кафе «Фрегат». Это известное ленинградцам заведение существовало с начала шестидесятых и славилось «петровской» кухней. Даже с упадом деятельности общепита во времена моей работы в кафе сохранялось несколько фирменных блюд и обязательный квас «Петровский» с хреном. Коллектив уже не состоял из трёх единиц: уборщицы, буфетчицы и заведующего (то есть, меня). Здесь штат был несколько больше, а главными лицами являлись заведующая производством и администратор. Я влился в новую команду, уже подкованный необходимыми знаниями. Начиналась моя деятельность с коктейлей, а позже в баре перешли на чистый розлив. Неожиданно освободилось место сменщика. Требовалось найти замену второму буфетчику, с которым я успел поработать несколько дней. Кандидатура бывшего «бергашника» Вадика Алиева, как-то нарисовалась сама собой. Я ему позвонил, объяснил ситуацию и обозначил цену вопроса.

Дорогой Вадик, бывший староста нашей группы, коллега, с которым мы стёрли не одну пару туфель, обслуживая посетителей сперва в «Невском», затем в «Невских берегах», колебался недолго и был готов внести означенную сумму. Если кто не догадался, поясню: в те времена «хлебные» места распределялись по блату и стоили денег, цифры уточнять не буду. Кроме того, у Алиева был почти обязательный атрибут любого торгаша — собственный автомобиль. «Тачка» большое подспорье в деле бармена: перевозить товар, держать левак, ездить в нужные места к нужным людям. Я же в начале карьеры был безлошадный, без помощи водителя-сменщика трудновато.

По утрам перед входом в кафе собиралась очередь. В 11.00 двери открывались, и толпа вваливалась в заведение. Часть занимала столики, остальные бросались к стойке. Для меня до сих пор загадка, чем так привлекало василеостровскую публику обыкновенное кафе. Могу предположить, что людям элементарно нечем было занять себя: увольнения, дефицит, неопределённость побуждали сограждан убивать время в питейных заведениях. Позже, после Павловской реформы и развала СССР, когда, жрать стало не на что, публики поубавилось. А пока народ тратил небольшие деньги, несопоставимые с сегодняшними и безвольно плыл по течению к будущим политическим и экономическим катаклизмам.

Кафе брало на обслуживание туристические группы — самые доходные для любого общепита мероприятия. Принимали заказы на закрытые вечера (корпоративы) и другие праздничные вечеринки, а, иногда, даже поминки. В тот памятный вечер 22 января 1991-го года меня позвали в бухгалтерию к телефону. Звонил Вадим Алиев. Взволнованным голосом сменщик просил тормознуть кассира до его приезда. Было около девяти часов вечера.

— Ты мне можешь объяснить, что случилось, — удивился я, — проверка, ревизия?

— Хуже — денежная реформа!

— Ну и что?! — Я перехватил настороженный взгляд нашей бухгалтерши. — В чём дело-то?

— Дурак, только, что по «ящику» объявили обмен полтинников и стольников на мелкие купюры.

— Вадим, ну и что с того? Реформ будто не было? Завтра пойдёшь и поменяешь.

— О, Господи! Их изымают из оборота! Ты понимаешь? На все дела три дня, и обменивают не больше тысячи рублей в одни руки. Избавляйся срочно, если у тебя есть купюры по пятьдесят и сто рублей.

Я повесил трубку и кинулся предупреждать администратора и халдеев. Сотрудники занервничали. В тот день кассир и инкассаторы, приехавшие баулить выручку, задержались непривычно долго, — все, кому это было нужно, избавлялись от зелёных и коричневых купюр с портретом Ильича.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное