Хроники всего мира: Время расцвета

– Кора жила с нами до лета, а потом надумала ехать к родителям в Берлин. Уж как мы её отговаривали. И срок уже большой, куда собралась. Но она такая упрямая была, хоть и мышка совсем. Наверное, Йере её за то и полюбил – не сдвинешь эту девчонку, коли она что удумала. Ходил за ней, как телёнок за мамкой. Вот такая любовь…

Опять помолчали. Повздыхали.

– В общем, не отговорили. Поехать-то поехала, да пропала. Через месяц нашли её, почему-то в дилижансе, с кучером вместе. Оба мёртвые, каретой их и придавило. Куда ехала – непонятно. И самое ужасное, что, видимо, от тряски роды начались, а малыш пропал. Волки, наверное, унесли.

Эмма даже не поняла, что держит себя руками за рот. Фрау Яблонски рассказывала свою историю спокойным голосом, без дрожи. Так можно рассказывать рецепт яблочного пирога, наверное. Ужас пробрал Эмму до костей. Бросить теперь хозяйку одну после всего этого она не могла. Не важно, что побудило фрау Уллу довериться девушке, которую она знала полчаса. Что-то между ними возникло, то ли доверие, то ли внутренняя схожесть. Слова были сказаны, горе повисло над обеденным столом.

– Во-о-о-о-о-о-от, – повторила хозяйка.

– Я… Мне… – заблеяла Эмма.

– Не надо, дорогая. Не надо. Ничем тут не поможешь. Каждому свой крест. Сочувствия тоже не надо, оно, знаете, только мешает. Как вуалетка: вроде и видно даму, а вроде и нет. Так что, по рукам? Остаётесь?

Эмма встала порывисто, обошла стул и обняла Яблонски со спины. У обеих в горле был комок. Фрау Улла положила свою тёплую сухую ладонь Эмме на руки.

– Ну, когда планируете заезжать?

* * *

Цеппелин привязал лодку, вышел на пристань. Там в рядок стояли извозчики: все приветственно закивали, заподнимали картузы. Взял ближайшую двуколку – двух Зеппов. У Йозефа и мерина звали так же. Коник был смирный, белой масти. Цеппелин сел рядом с извозчиком, поехали.

– Уезжаете, господин граф?

– Да, все дела доделали, наверное, завтра в Штутгарт.

– Как ваша «троечка»?

– Зимует, – Цеппелин улыбался. Всё его радовало теперь и не было плохих новостей. – Людвиг присмотрит за ней. Да и над «четвёркой» начали работать. Обдумываю вот улучшения.

– Ох, и голова вы, господин граф! – Зепп искренне восхищался великим земляком.

– Как твои девочки?

– Спасибо, господин граф, учатся. Кабы не вы, пошли бы в посудомойки, а так, глядишь, будут как ваша Эмма: на учёных людей работать. Мы хоть люди и простые, но понимаем…

Свернули на дорогу к замку.

– Останови здесь, пройдусь немного.

– Как вам угодно, господин граф, – белый Зепп смирно остановился на повороте. Цеппелин протянул извозчику щедрую плату.

– Ну, до весны, наверное?

– До весны, господин граф, – Зепп поднял картуз на прощание. – Благодарствуем за всё.

Цеппелин зашагал по аллее к дому. Гирсберг находился метрах в двухстах от сворота. Граф думал о том, как обеспечить новой машине лучшую управляемость, любовался закатом, в общем, испытывал умиротворение. Свернул к дому, прошёл через замковые ворота. Увидел, как справа из-за дома выбежала грузная женская фигура. По той тропинке через лесок ходили к младшему брату – его дом был по соседству. Немолодая женщина остановилась возле крыльца, увидев Цеппелина. Это была Софи, жена Эберхарда. Граф тяжело побежал по гравию к дому, невестка задыхалась то ли от бега, то ли от слёз: теперь Цеппелин это видел.

– Что, Софи, что?!

– Эби умер, – ответила та и зарыдала, упав на цеппелиново крыльцо.

* * *

Уже заметно смеркалось, граф уехал домой час назад, последние рабочие получили расчёт и разъехались кто куда до весны. Остались лишь механики, слесари да Дюрр. Людвиг дописал страницу, свернул чертёж в трубку и поставил в угол комнаты. Дома ждала другая работа. Он вышел из мастерских, поставил фонарь на камни, запер двери и пошёл к казармам. Там закрутил фитиль и повесил светильник на крюк, посмотрел на тёмные окна. Эммы не было, где её носит в такое время? Озадачился.

Дошёл от залива до освещённых улиц. Пока шёл, вспоминал, как Эмма его обнимала после посадки. Желудок тогда ухнул куда-то вниз, кажется, в самые сапоги. Одной трясущейся рукой он ухватился за кабину рубки, а второй принялся вяло хлопать себя по нагрудным карманам делая вид, что ищет рабочий блокнот. К Людвигу подходили люди, что-то говорили, трясли за локоть, похлопывали по спине и уходили. Дюрр как будто перестал слышать, проклятый супраренин обдал его сначала жаром, потом холодом, и так ото всего этого было Людвигу погано, что ни успешный полёт, ни заслуженные похвалы конструктора не радовали. Хотелось бежать до самой казармы, чтобы запереться ото всех в своей комнатушке. Но как бежать, если ноги ватные и холодный пот катится по спине. Причина гормонального взрыва метрах в десяти от Дюрра уже висела на шее у журналиста и что-то восторженно тарахтела. Но тут вся толпа восторженно гудела, поэтому расслышать Эмму инженеру было трудно. Так Дюрр понял, что слух вернулся. Как бороться с собой, он не знал. Любовь мешалась с раздражением: чёртова кукла, приехала на мою голову.