Хроники всего мира: Время расцвета

Когда наконец разлепились, он бросил короткое «чёртова кукла» и продолжил мыть посуду. Эмма как-то нелепо, боком-боком вышла из кухни, в полном оцепенении, словно и вправду была деревянной куклой, прошла через прихожую, открыла дверь и вышла на крыльцо. Свежий ветер с озера враз прильнул к охваченному огнём лицу, Эмма закрыла глаза, слушала пульсацию во всём теле и думала, что это собственно было. Никакого влечения к Дюрру она не испытывала, но было чувство, что если бы это был не Людвиг, то ничего бы не изменилось. Конечно, были у Эммы ухажёры, которые целовали её, но не было тогда ни этого огня внутри, ни этой пульсации, а было слюняво, как-то по-детски и ужасно хотелось рассмеяться им в лицо. Эмма подставила лицо холодному ветру, не замечая, как её продувает до костей. Новые чувства отключили мозг, а какое может быть рацио в девятнадцать лет?

Неожиданно за спиной хлопнула дверь. На крыльцо вышел одетый в куртку и картуз Дюрр:

– Чёртова кукла, иди домой, простынешь! Я поехал на верфь, поработаю там. Почту твою заберу, принесу вечером. Если с фрау Уллой что, гони какого-нибудь мальчишку за доктором, поняла?

Он был то ли злой, то ли смешливый, Эмма так и не поняла. Раньше Дюрра она таким не видела. Он обошёл её на крыльце, развернул за талию лицом к прихожей, упёрся в спину и не убрал рук, пока она не зашла в дом. Уже закрывая дверь, Эмма услышала, как он бросил своё коронное вполголоса: чёртова кукла!

Это всё было как-то странно. Чертовски странно! Эмма ругнулась про себя: вот ведь гад какой, заразил её этим чертыханием. Прошла в столовую, выглянула из окна, долго смотрела, как через площадь удаляется фигура Дюрра. Потом сполоснула на кухне холодной водой лицо, выдохнула – фу-ф! Поднялась к фрау Яблонски, та крепко спала, остывшее молоко стояло на тумбочке, трещали дрова в печке. Эмма стянула на окне занавески, чтобы дневной свет не беспокоил больную, закрыла дверь и пошла к себе в комнату. Забралась с ногами в маленькое кресло под портретом, стала прокручивать всё случившееся снова и снова. Чистое бельё так и осталось стоять в прихожей.

Дюрр бежал вниз к казарме и мастерским, счастливый, оскальзываясь то там, то сям. Перед самым своротом к служебным зданиям опять залетел под кобылу Гретхен, как и пять месяцев назад, снова получил в спину сотню проклятий, но теперь лишь белозубо хохотал в ответ и кричал уже откуда-то снизу – прости, Гретхен!

Чёртов дурак, не иначе.

* * *

Перед Рождеством пришло письмо в плотном кремовом конверте на бумаге с водяными знаками, вензелями и красивой печатью – рейхсканцлер фон Бюлов выражал диспозицию выделить ещё пятьдесят тысяч марок на новый промышленный образец дирижабля. Вместе с доходами от специальной лотереи, которая была утверждена государством в начале месяца, можно сказать, что деньги потекли в производство рекой. Пользуясь случаем, Эмма вместе с письмом рейхсканцлера переслала начальнику аккуратный газетный квадратик с рекламой пишущих машин и крохотную записочку от себя. Она надеялась, пока на верфи тихо и относительно мало народу, научиться машинописи и с весны перейти на машинный документооборот. То-то будет здорово – напечатать домой письмо! Через несколько дней казначей Цеппелина принёс на верфь жалования за неделю, также выдал небольшие премиальные к Рождеству и добавил Эмме деньги на печатную машину. Та чуть не вприпрыжку вернулась за своё бюро, чтобы написать заявку во франкфуртское отделение производителя.

С Дюрром нелепое происшествие больше не обсуждали. Теперь он лишь иногда в шутку называл её чёртовой куклой. Эмма надувалась не хуже дирижабля, но уже минут через пять-десять забывала, что хотела пообижаться подольше, и вела себя как обычно. После нового года «ремингтон» доставили в штаб-квартиру, и теперь Эмма самозабвенно колотила по клавишам, обдирая пальцы. Пару раз Дюрр заканчивал работу раньше неё, заглядывал в приёмную и, облокотившись на косяк, любовался, как она не замечает ничего, молотит по маленьким чёрным кнопкам и смотрит на россыпь букв на листе.

– Пойдём домой, чёртова кукла, – бросал он через порог. Эмма надувала губы, вскакивала от рабочего стола и пока надевала перед крохотным зеркалом шляпку, крепила её булавкой к волосам, принимала от Дюрра пальто, снова забывала и про чёртову куклу, и про смешного голого Людвига, а лишь цеплялась крепче за его руку и тарахтела без умолку всю дорогу до самого дома.

Однажды в воскресенье пошёл такой пушистый снег, который падал крупными хлопьями непривычно медленно, что в столовой за обедом все трое вдруг замолчали и уставились в окна завороженные. Мудрая фрау Улла расколдовалась первой и тихонько заметила:

– Не прогуляться ли вам? Вы много работаете, а на улице вон какая красота. И, если не затруднит, заберите у мясника вырезку.