Плотный шум висел над верфью: пилы звенели, стучали топоры, бряцали цепи и глухо перекатывались брёвна. Какофония то там, то сям перемежалась командами старших: подавай! спускай помалу! левее держи! Цеппелин шагал к стройке – новому плавучему залу для дирижаблей. Он вернулся на Боденское озеро к Пасхе, в конце марта. За две апрельские недели на выделенные рейхсканцлером деньги приготовили чертежи и вбили сваи под будущий ангар. В мае работа кипела, а погода благоволила. Сегодня в полдень у Цеппелина была назначена встреча с Теодором Кобером, который вновь будет сотрудничать с графом, но нанят он теперь был не им, а Рейхом – в качестве инженера-испытателя. Правительство оказывало поддержку проекту Цеппелина не только прямыми денежными траншами, но и финансируя работы Кобера. Старые приятели были рады возможности трудиться вместе и вопросы решали с полуслова, влёт.
Теодор стоял возле верфи и смотрел на стройку, приставив ладонь к козырьку фуражки, чтобы солнце не слепило. Обернулся на скрип гальки под ногами Цеппелина:
– Здравствуй, Фердинанд. Хорошо идёте! Когда планируешь закончить?
– Надо бы до ветров успеть, край сентябрь, – граф пожал приятелю руку. – Чертовски рад тебе, старина. Ну, пойдём в мой закуток, обсудим.
Беседуя дошли до казарм. Даже с улицы был слышен глухой треск эмминного «ремингтона». Помощница подняла от бумаг голову на вошедших, заулыбалась и встала из-за стола в приветствии.
– Добрый день, господа. Чаю, шеф?
Цеппелин приветливо помахал гостю рукой в направлении кабинета, впуская его по-свойски, и оглянулся на Эмму:
– Пожалуйста. Срочное есть?
– Телефонировал господин Хергезель из Международной авиационной комиссии. Просил передать, что он созрел. Я ничего не поняла, а вы?
– Ох, Эмма, это отличные новости! Тащите чай!
И зашёл к себе, расстегивая на ходу сюртук.
Эмма схватила со столика маленький поднос и понеслась со всех ног на кухню на другом конце коридора.
– Лотта, пожалуйста, чаю графу, как он любит! На двоих! Там Кобер пришёл!
Пышная низенькая Шарлотта, вытирая руки о фартук, осадила:
– Не абы какой гость, уймись. Ты чего прыгаешь, как коза?
Взяла у подруги поднос и начала сервировать: достала из буфета фарфоровые пары, блюдце для лимона, крохотный молочник. Постелила салфетку, поставила сахарницу с щипцами, разложила серебряные ложки и в центр водрузила фарфоровый же чайник со свежей заваркой внутри. Рядом поставила на тонконогой подставке ситечко для чая с крохотной ручкой.
– Лотти, можно я вечером зайду?
– Заходи, поскакушка. Давай уноси, только не расплещи, а то я тебя знаю.
Эмма взяла за ручки поднос и лебедем выплыла из кухни в коридор. Когда зашла в кабинет Цеппелина, увидела, что граф и Кобер склонились над рулоном с чертежами и карандашами тыкали в разные точки плана:
– Нужно установить станцию управления здесь, на переднем крае нижнего плавника, видишь?
– Тогда между станциями десятки метров: надо либо форму плавника менять, либо привязываться к промежуточному кольцу.
Оба замолчали, глядя в линии. Эмма поставила на приставной столик поднос с чаем и обернулась к шефу:
– Разлить или оставить?
Не оглядываясь на помощницу Цеппелин угукнул, что никак не разъяснило Эмме задачу. Она потопталась ещё секунд десять возле столика и деликатно вышла за дверь: начальник у неё хоть и граф, но оказывать посетителям внимание умел, тем более, как верно заметила Лотта, не абы какой гость пришёл. Эмма снова вернулась к своим документам, пробежала глазами сначала по строке рукописного текста, лежавшего слева от машинки, затем по ряду печатных букв и замолотила по блестящим металлическим кнопкам, полностью погрузившись в работу. Изредка она ставила красным карандашом на полях метки: галочку, восклицательный знак или вопрос. Тихо шуршали перелистываемые листы, тихонько звякал колокольчик каретки, звонко молотили буквенные клавиши и глухо вздрагивал всем телом пробел. Положив в пачку последний напечатанный лист, Эмма достала из тумбы коричневую папку из манильского картона, аккуратно выровняла все листы и уложила готовую стопку внутрь, прихватив документ верёвочными вязочками. Окунула перо в чугунную чернильницу и каллиграфическим, ещё детским почерком вывела на титуле папки «Важность метеорологических изысканий».
Спустя час, когда Кобер ушёл, Эмма занесла графу напечатанные документы. Цеппелин сворачивал чертежи в рулон и насвистывал какую-то невообразимую песенку. Отложил рулон, взял папку и похлопал по ней ладонью.
– Отлично, это очень важный материал. Подумаем, как можно приручить ветер.
– Господин граф, еще будут какие-то поручения?
– Да, я буду телефонировать Хергезелю, попросите сотрудников в ближайшие полчаса не беспокоить меня. Разговор крайне важный, быть может, – Цеппелин хитро улыбнулся и сделал таинственное лицо, – отправимся на наших птичках куда похолоднее.