И подмигнул. Эмма собрала пустую посуду (как и думала, граф разлил чай сам), вышла в свою келью и прикрыла дверь. Телефон был установлен в кабинете Цеппелина, и она слышала, как тот громким голосом обращается в рожок с просьбой соединить его в Берлине с Международной комиссией по научной авиации.
Вечером после работы Эмма поднялась на второй этаж казарм и поцарапалась подруге в дверь. Лотта уже была в комнате, дверь распахнула широко, повелительно, на что Эмма заскочила внутрь и по-свойски уселась на гостевой стул. Сама Лотта примостилась на маленькой обувной табуретке, что стояла возле комода, и вопросительно вздёрнула брови – обходилась она обычно без лишних слов даже с близкими людьми.
– Слушай, мне совет твой нужен, – девушка огладила складки платья и сжала колени руками. – Все уже перебрались после зимы обратно сюда, а фрау Яблонски просит меня не уезжать. Хотя, если честно, я и сама хотела бы там остаться. Но мне кажется, это не слишком удобно, да и дороговато для меня. Что скажешь?
Лотта была ненамного старше Эммы, но в плане жизненного опыта могла дать фору не только помощнице графа, но, вполне вероятно, и ему самому.
– Из-за Дюрра? – проницательно сощурила глаза повариха и впилась взглядом в подругу.
– Что?! Нет, конечно. То когда было. Ты же знаешь, что он удрал обратно, как только подвернулась возможность. Это, конечно, всё было очень странно, и я, правда-правда, ничего к нему не чувствую. Но остаться в Фридрихсхафене я хочу, наверное, больше из-за самой фрау Уллы. Как её бросить после всего, что она рассказала?..
Лотта встала с табуреточки, открыла верхний ящик комода и достала потёртый табачный кисет с вышивкой. Вытряхнула на кровать содержимое: черные глянцевые бобы, похожие на большие жемчужины, и две свернутые трубочкой бумажки. Те оказались свежими, ещё хрустящими, банкнотами в 10 марок. Лотта расправила их и протянула деньги Эмме:
– Значит, так. До твоего двадцатилетия ещё месяц, но будем считать, что это вроде как тебе на день рождения, поняла? Заплати фрау Яблонски, она заслуживает хороших постояльцев. Может так и лучше будет, и Дюрр успокоится, и ты будешь под присмотром, потому что как ни крути, тут верфь, нечего отираться молодой девчонке по вечерам.
– Подожди, но ты же тоже не старуха! – Эмма держала купюры словно хрупкие крылья бабочки, двумя пальцами, боясь помять.
– Уж я-то за себя постоять всегда смогу, – Лотта хмыкнула и упёрла руки в бока, расширившись ещё больше.
– Ох, Лотти, спасибо тебе большое! Я так тебе обязана.
Эмма соскочила со стула и, смешно согнувшись, обняла подругу.
– Ну ладно, будет. Пошли в кухню, я там улиток напекла. Беги ставь чайник, я только вот, – махнула на бобы, – уберу.
Бывшая соседка аккуратно сложила подарок в поясной карман и вприпрыжку побежала вниз. Лотта тяжело вздохнула, села на кровать и стала собирать в кисет бобы. Деньги она посылала матери и сёстрам, но отказать Эмме не смогла бы: вся-то она воздушная, лёгкая, никогда такой Шарлотте не стать, потому что обязательства перед семьёй держали её поближе к земле. Может быть, потому и не выросла она такой же стройной и высокой, как Эмма, оттого что рождённый ползать летать не должен… Лотта ещё раз вздохнула, завязала тесёмки на кисете, бросила его в ящик комода и вышла из комнаты, не заперев дверь – ничего ценного теперь там не осталось.
* * *
В августе зарядили дожди: иногда нудные, серые и мелкие, а иногда ливневые, крупные и громкие, с грозами и ветрами. От постоянной влажности бельё неприятно липло к телу, волосы на шее скручивались кудряшками от пота, Эмма изнемогала и мечтала о том, чтобы удрать из кабинетика, надеть купальный костюм и броситься в озеро, словно русалка, смыть с себя эту тяжесть плотного тёплого воздуха, разлитого в атмосфере. И хоть она знала, что ничуть это не поможет, но хотеть не переставала. Цеппелин снял номер в привокзальном отеле в Фридрихсхафене и часто работал прямо в городе, приезжая на верфь по воде, на своей моторной лодке. Когда он нагрянет, было неизвестно, оттого Эмма пребывала в мучительном ожидании начальника – и удрать нельзя, и работать невозможно.
Сегодня было много почты, оттого помощница взяла себя в руки, вытащила узкий бумажный нож и стала вскрывать конверты, чтобы прочесть и зарегистрировать письма, а потом разложить их по стопкам для графа, когда тот появится в Манцеле. Первое письмо было из Берлина, от принца Генриха. Заядлый лоцман и автомобилист, он живо интересовался работами Цеппелина и поддерживал его начинания. Сейчас он писал о том, что дирижабль имеет все шансы стать новом типом исследовательского корабля и особо интересно использовать летающую машину на полярных территориях, в частности в Арктике.