Для непосвященных: порка киски — это не прелюдия. Господи, большинство знакомых мне женщин никогда не испытывали этого удовольствия, но лучшим из них довелось.
В омерзительном «Бест Вестрен» с его зеленой водой мы плавали кругами. После того, как она целый час тягала свободные веса. Кэти плыла мощно. Пловчихой она была не превосходной, но уверенной. Ее тело выглядело как мышца, с силой взрезавшая воду круг за кругом. А когда она поворачивала голову на вдохе и мне случалось посмотреть в ее сторону, я видела, как блестит ее лицо со всей этой фурнитурой.
Откровения насчет киски случились не в бассейне. И не в моей «тойоте», когда мы поехали в аптеку «Райт-Эйд» купить ей назальный спрей и она начала расспрашивать о моем теле, убедившись, как я плаваю. Хотя, конечно, мне хватало и ее вопросов о теле, чтобы сиденье подо мной намокло. Разговор произошел позже, за ужином, в компании еще четырнадцати человек. Она жевала, отхлебывала вино и между делом рассказывала, что не слишком ярко кончает от пенетрации и любит, чтобы до оргазма ее довели шлепками. Я сидела рядом. Никогда в жизни я так не текла рядом с кем-то, кто просто говорит. Казалось, что я вот-вот соскользну со стула на пол, присосусь к ее коленям и начну канючить, умоляя залезть со мной под стол.
Я разговаривала с ней еще несколько раз. Люди, знавшие ее, согласятся: о традиционных сексуальных практиках она говорила в голос, точно, ясно и выразительно. А о маленьких, обычных, человеческих желаниях — тихо, со стеснением, как девочка. Женщина, вывернутая наизнанку. Всеми женскими сложностями наружу: набухшими, сочащимися, солеными, покрасневшими. Типа: ВОТ вам.
После нашего с ней плавания в бассейне «Бест Вестерн», после аншлага на ее чтении, после того, как ее вытащили в бар, где толпа роняющих слюну людей загнала ее в клаустрофобный ад, примерно в четыре двадцать три утра, я думаю, вы сами знаете, что случилось.
Сок этой дочерней любви к матери, выбитый шлепками из моей киски, затопил кровать. Это было совсем не так, как с фотографкой. Я смеялась. Смеялась от удовольствия.
Мы встречалась еще несколько раз. Обменялись парой писем о сексуальности. Однажды я говорила с ней по телефону, когда считала, что, возможно, влюблена в трансперсону. Вот и всё. И кое-что еще. Она прочла некоторые мои тексты и сказала:
— Тебе нужно продолжать писать. Далеко не всем это нужно. Тебе — да.
Кэти умерла в 1997 году от рака груди.
Кен Кизи умер в 2001-м от рака печени.
Иногда я представляю ее себе хорошей мамой. А его — хорошим отцом. И плаваю в словах.
IV
РЕАНИМАЦИЯ
СЦЕНА УТОПЛЕНИЯ
Мой второй муж был харизматичным нарциссом, мягкосердечным, страшно привлекательным, артистичным алкоголиком. С дьявольски черными кудрями до лопаток. И черными глазами. Кажется. И крошечным рваным шрамом поперек левого запястья. На расставание с Дэвином — поэтом, причем великолепным, — ушло двенадцать лет. Будь оно всё проклято.
Среди знакомых мне невероятно умных, притягательных и красивых женщин я провела дилетантский опрос на тему: почему нас всех, как мотыльков на свет, тянет к мужчинам, которые втаптывают нас в грязь. Они отвечали что-то вроде: «Потому что в этой мрачной любви я встретилась с собой». Или: «Я с детства усвоила, что если страдаешь, значит, всё хорошо, а если получаешь удовольствие — значит, ты плохая». Еще был популярный ответ: «Между шлюхой и святой я выберу шлюху». И, конечно, классический: «Плохие парни гораздо интереснее хороших. Если выживешь. И я по-прежнему так думаю». А также: «Страдание связывает крепче любви» и «Уж лучше почувствовать себя живой и умереть, чем жить, чувствуя себя мертвой». А от этого ответа я чуть не расплакалась: «Он помог мне почувствовать себя той, кого рискнут выбрать». Но сама я готова поддержать только такой ответ: «Мы с ним вместе занимались саморазрушением».
В ночь, когда я впервые переспала с Дэвином, мы выдули двадцать пять бутылок «Гиннесса» и две огромные бутылки вина. Секс я припоминаю с трудом, а вот то, что мы пили, — отлично. В спальне Дэвина мы всю ночь слушали Джима Моррисона. Strange Days и LA Woman — до тех пор, пока музыка не засела у нас под кожей. Проснувшись утром, я посмотрела на стол у кровати и насчитала на нем столько бутылок, сколько мне было лет. Посмеялась, рыгнула и снова вырубилась, припечатанная к кровати его рукой.
Я ничего не чувствовала.
Всё было ради того, чтобы заполнить себя именно вот такой пустотой.
Мы с Дэвином познакомились на встрече по профориентации для студентов-новичков в Орегонском университете в Юджине. Я училась на втором курсе, а он поступил на первый.
Я оглядела всех серьезных аспирантов, что собрались там, и почувствовала себя женщиной с огромной алой «А»[49]
на груди — итогом моего пестрого академического прошлого. Я вылетела из бакалавриата в Лаббоке. Бросила бакалавриат в Юджине. А потом вернулась со стопкой оценок D и F и когтями процарапала себе дорогу наверх, к приличным людям.