Затем он обмотал, обмотал и обмотал мои руки, надел на меня красные перчатки, отвел к груше поменьше и полегче и попробовал научить ударам. Пахло мужиками, потом, кожей и носками. Я была там единственной женщиной, не молодой и не горячей. Мне было тридцать восемь, а ему — двадцать восемь, и в точности так это и выглядело. Но я подняла кулаки кверху. Ради него. Постаралась почувствовать хоть какой-то азарт. Ради него. Всё шло нормально, но в основном я била по-девичьи. Не потому, что не могла сильнее — в конце концов, когда-то я побеждала на соревнованиях. А потому, что была В ПОЛНОМ АБСОЛЮТНОМ БЕЗМОЗГЛОМ НЕЛЕПОМ ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ. Женщина средних лет в спортзале с горячим парнем.
В какой-то момент он решил поработать над моей техникой и попросил выставить руки перед лицом — я и не догадалась, что это для моей же защиты, и мечтательно и пристально смотрела в
Значит, так. Вам же известны эти иллюстрированные книжки под названием «Камасутра»? Краткое содержание: стимуляция желания, типы объятий, ласки и поцелуи, отметины от ногтей, укусы и следы от зубов, начало совокупления (позы), хлопки ладонью и ответные стоны, маскулинное поведение у женщины, высшая точка соития и оральный секс, прелюдии и завершение любовных игр. Ой, и там описаны шестьдесят четыре вида сексуальных актов (десять глав).
На втором этаже в его доме была маленькая чердачная комната с ковром на полу. И он. И я. И бутылка вина. И трава. И никакой одежды. Не знаю, что там слышали соседи, но, скажу вам, это наверняка была поразительная интерлюдия из программы ночных телеканалов. Тысяча ночей в той первой ночи его рта на моем рту моего рта на его члене его пальцев внутри меня в моей заднице моих пальцев вокруг его пульсации в его заднице моих ног у него на плечах моих ног над моей головой а затем ножницами в стороны а потом я на четвереньках а потом он подо мной я скачу и скачу на нем потом он поднимает меня всё мое тело словно одну большую мышцу я спиной у него на животе и груди я на нем на спине его руки на моей груди его руки на моем клиторе моя спина выгибается его член так глубоко внутри мой позвоночник развинчен ноги трясутся я кричу и кричу кусаю его шею я вцарапываю себя в его тело я вбиваю свое тело в него я превращаю кровать в океан. Сон любовников.
А затем всё сначала.
Бесконечными волнами.
Не знаю, о чем я думала. Знаю только, что впервые в жизни чувствовала всё свое тело. Ежедневно. Не было ничего, чего бы мы с ним не делали, и каждый момент я ощущала с дрожью удовольствия. С каждым днем тупая опухоль моей жизни всё сильнее и сильнее уменьшалась.
Однажды вечером он расстелил одеяло на полу и попросил подождать, а потом вернулся — большой и красивый, на десять лет моложе меня и с виолончелью.
— Господи, — сказала я, — ты играешь на виолончели?
Бах. Шестая сюита.
Я плакала. Возможно, это самое жалкое предложение из всех написанных мною.
Я плакала по мощи и силе его тела, достигших предельной нежности на кончиках пальцев, которыми он зажимал струны. Плакала по силе удара, которая превращалась в трепет, с которым он удерживал ноты. Плакала по мужчине в нем — того же роста и сложения, что и мой отец, — по грубости мышц и артистичной энергетике, доведенных в нем до такой звенящей красоты. Бах. Но больше всего я плакала, потому что чувствовала. Чувствовала что-то во всем теле. Как будто в моей коже внезапно появились нервные окончания, и синаптические связи, и… пульс.
В мой день рождения он принес мне девятимиллиметровую «беретту» и отвез пострелять в пустыню. Я тогда впервые в жизни испытала «ликование». Стрелять мне понравилось. Понравилось ощущать отдачу в руке и плече. Понравился звук, заглушающий мысли. Понравилось метиться — целью могло быть что угодно. Я стреляла и стреляла.