Хрономот

Я был здесь миллион раз. Это был исторический центр Севильи. Широкая площадь была замощена серой плиткой. Слева от нас на небольшом отдалении стояло приземистое двухэтажное здание Архива Вест-Индии. Белое здание, имевшее форму куба со срезанным на две трети верхом, изначально было предназначено для купцов Вест-Индской кампании, привозивших из-за Атлантики серебро и пряности. Только чужое серебро сыграло с Испанией злую шутку — слишком значительная часть экономики зависела от внешнего притока драгоценного металла. В результате бездарной политики королей Испания растеряла былое могущество, а Севилья из богатейшего города Европы превратилась в один из провинциальных центров разоренной страны. Но здание Архива осталось, напоминая Севилье о былом величии. Сохранился и внутренний дворик Архива — вечно затененный прямоугольник живой земли в царстве белого камня.

А впереди над нами величественной мрачной махиной возвышался Санта Мария де ла Седе, острым пиком смотрела вверх знаменитая башня Хиральда. Многие говорят, будто именно Севильский Собор — сердце Испании. В какую больную голову могла прийти кощунственная мысль взорвать это великолепие?

Быстрым шагом мы направились к колоссальной постройке, выполненной в готическом стиле, которую с такого расстояния было невозможно охватить взглядом.

Севильский собор представлял собой огромное сооружение, имевшее в плане простой четырехугольник. Длинная сторона выходила роскошным фасадом на улицу Фрай-Сеферино, в то время как короткая, вдоль которой мы сейчас шли, тянулась вдоль вытянутой площади Триунфо. Над нами возвышалась стометровая громада Хиральды, древней башни, венчавшей северо-восточный угол собора.

Главный вход, естественно, был с Фрай-Сеферино, и если бы мы вошли, то, я, наверное, в который раз поразился бы масштабам пятинефного собора и богатству его убранства, витражам на его окнах и великолепию его золоченого алтаря.

Но нас интересовало сейчас совершенно другое. В Севильском соборе был небольшой внутренний дворик. Это было все, что осталось от сада, разбитого там еще много веков назад арабами. Тогда вместо Севильского собора на этом месте стояла легендарная Большая мечеть, а Хиральда была не колокольней, а минаретом, и еще не была надстроена. Но маленький кусочек старинного сада пережил огонь религиозных войн, и древние оливы глубоко впились в землю, насквозь пропитанную запахом древности. Если подземный ход и вправду имел место быть, то начало его должно было находиться именно в этом саду.

Фер уверенно вел нас по широкому тротуару вдоль собора. По дороге я приметил нескольких здоровенных парней и подумал, что хоть они и не в штатском, наверняка это и есть сальвадоровы молодцы. Фер, сосредоточенный на своих ощущениях, прошел мимо них и даже не заметил, а Диан приветливо и чуть насмешливо кивнул им. Словно матерый волк посмотрел на дилетантов.

Мы уверенно свернули направо, следуя за Фером. И уткнулись в запертую железную дверь, злобно ощетинившуюся шляпками кованых гвоздей.

— Приехали, — сказал наш биолокатор, бессильно дергая за медное кольцо, удерживаемое львиной пастью. Дверь была заперта, а чтобы открыть такую нужно было время. Фер вытащил из кармана звякающую связку отмычек и начал подбирать нужную.

А Диан Кехт сделал шаг вперед из-за моей спины и приблизился к двери, словно прислушиваясь, к чему-то. Затем он улыбнулся и поднял голову. Навстречу нам по улице спешили четверо мужчин. Впереди суетливо перебирал короткими ногами невысокий толстячок в черной кожаной куртке.

— Сал, привет, старина! — радостно закричал ему Фер издалека, проворно пряча отмычки в карман.

Услышав это сердечное, обращение толстяк побагровел, и, подойдя, крепко врезал Феру под дых.

— Сколько раз просил не звать меня так при подчиненных?! — яростно спросил он моего согнувшегося пополам (то ли от удара, то ли от смеха) напарника.

— Эээ… здравствуйте, уважаемые, — отдуваясь поприветствовал толстяк Кехта и меня, — Я Сальвадор Альварес, шеф севильской полиции.

Сальвадор Альварес был отнюдь не молод, и, должно быть, любил плотно покушать, о чем свидетельствовало выпирающее вперед пузо и пухлое лицо с глубоко посаженными темными глазами. Однако он явно был деятелен и скор в принятии решений, о чем свидетельствовала быстрота его реакции на звонок Фера. Говорил он быстро и явно взволнованно, иногда немного заикаясь.

Для начала он пожал руки нам троим — вначале Феру (наконец, разогнувшемуся), потом Кехту, а затем и мне. Его узкая ладонь оказалась неожиданно сильной, так что моя рука чуть не оказалась раздавленной в этих тисках. Я сразу проникся к нему уважением.

Двое его сопровождающих тоже поздоровались, да так и остались стоять в сторонке. Третий был одет в черную рясу, выдававшую в нем священника.

— Это падре Луцио, — представил нам Сальвадор своего спутника, — он будет нашим проводником в катакомбах.

Священник степенно кивнул нам, доброжелательно улыбнувшись. Я обратил внимание на его округлое лицо с выступающими скулами и серые, как будто прозрачные глаза, глядящие на нас сквозь толстые стекла очков.