Хрупкие создания

Его слова попадают в точку, и я не могу сдержать слез – начинаю тут же реветь в три ручья. Мне уже и не вспомнить, когда я в последний раз плакала, – и от этой мысли я начинаю плакать еще сильнее. Такого я определенно не планировала.

– Прости, Джун. Я не… Я просто…

Джейхи меня обнимает. Он такой теплый. Такой сильный. Я зарываюсь лицом в его худи и вдыхаю запах пряного одеколона, чтобы унять дрожь. А он все продолжает извиняться и пытается меня успокоить, но я будто застыла. Он спрашивает, может, стоит позвать кого-то или позвонить моей матери. Я не отвечаю. И тогда он затыкается, гладит меня по волосам, крепче сжимает в объятиях – словно уже делал это прежде. Сжимает так крепко, что мне кажется – сейчас я могу исчезнуть. Джейхи каким-то чудом сглаживает все мои углы.

Я поднимаю голову. Выгляжу наверняка ужасно – со всей этой потекшей косметикой. Внутри тоже разваливаюсь. Хочу спросить его: «Почему ты исчез? Почему выбрал ее? Разве мы не были друзьями? Ты веришь в то, что она про меня наговорила?»

– Моя halmeoni постоянно о тебе вспоминает. – Он пытается изобразить акцент своей бабушки: – Где та маленькая девчушка со слишком светлыми волосами?

Она постоянно повторяла, какие у меня светлые волосы – слишком светлые для кореянки. Бледные, пепельно-коричневые. Я не смогла признаться ей, что мой отец – белый.

Джейхи не отвечает на вопросы, которых я не задаю, но заставляет меня улыбнуться. Мы смеемся, и я икаю. Он стирает слезу с моей щеки, и я снова чувствую себя маленькой девочкой, которая играла в его подвале.

– Из-за балета ты грустишь. Раньше ты такой не была.

– А какой я была?

– Яркой, – отвечает он, и это так странно звучит. Странно, но правильно.

Он не успевает объяснить, что имел в виду, – я наклоняюсь и целую его. Вот и он, мой первый поцелуй с мальчиком. Быстрый и осторожный, словно он вот-вот исчезнет, выскользнет из моих объятий. Но он не исчезает. На вкус он как корица. Джейхи не отталкивает меня и не прижимает ближе, но я чувствую, как он подается вперед, и точно знаю, что он только что ответил на мой поцелуй.

16. Джиджи

В субботу утром меня будит солнечный свет. Под ним и мои бабочки расправляют крылья. Их тени мелькают у рамы. Я вспоминаю, как отец принес домой мой первый инсектарий.

– Это на удачу.

Он поставил стеклянную коробку на окно моей спальни. Мне тогда исполнилось восемь, я была на больничном режиме и проводила дни и ночи, лежа в кровати в ночной сорочке, наблюдая за проносящимися мимо окна троллейбусами.

– Зачем мне удача? – Я прижалась носом к стенкам инсектария и подумала, получится ли научить бабочек использовать мои кудряшки в качестве насеста.

– Немного удачи никому не помешает. – Он подвинул контейнер, а я продолжила следить за монархами. – Некоторые люди верят, что бабочки – это души умерших. Те, что захотели вернуться.

Я смотрела на этих мелких созданий круглыми глазами. Вдруг среди них моя бабушка? Или учительница третьих классов, миссис Шарлотта? Неужели люди и вправду становятся бабочками после смерти?

Сейчас я думаю о Кэсси. Я не знала ее, и она не умерла, но разве это не хуже смерти – быть запертой там, где ты больше никогда не сможешь танцевать?

Стучу по стеклу и здороваюсь с двенадцатью малютками, которые пересекли страну от края до края вместе со мной. Достаю два цветка из букета, который послали мне родители после того, как я сообщила им о роли феи Драже, и кладу внутрь клетки. Монархи щекочут мне руку и садятся на лепестки, привлеченные сладким нектаром.

– Вот так, крошки мои, – говорю я, а потом понимаю, что Джун все еще в кровати. Я слышу ее дыхание. Как так вышло, что она все еще спит? Совсем на нее непохоже. Обычно она прибегает в студию раньше меня.

Джун не верит в здоровый сон по выходным. И я привыкла к одиноким воскресным и субботним утрам.

Проверяю телефон. Может, мне написал Алек? Вздыхаю. Да, он порвал с Бетт, но что это значит для нас? Мы переписываемся, отрабатываем наши па, но это все. Пришло только сообщение от тети Лиа: «Мама записала тебя к доктору на 9:30. Прости! Приду в 8:30».

Какое разочарование. Кладу телефон на стол, рядом с корзинкой, полной крошечных бумажных индюшек со смешными рожицами. Перевожу взгляд на календарь. Здесь, в школе, легко потерять счет дням. На следующей неделе День благодарения.

Кто притащил сюда этих индюшек? Ищу на столе записку или что-то вроде того…

– Это от Алека, – шепчет Джун.

Я подпрыгиваю на месте, но не поворачиваюсь. Она ненавидит, когда ее будят.

– Прости, – шепчу в ответ, но она переворачивается на бок и молчит.

Я зажимаю себе рот, чтобы Джун не увидела моей улыбки. Трогаю свернутых из бумаги птиц, провожу пальцами по каждому сгибу. Мне так хочется все ей рассказать! Когда я только приехала сюда, я мечтала с ней подружиться. Но мы и двумя словами не перемолвились. Она ужасно непредсказуемая. В последнее время ее почти невозможно прочесть, мы даже перестали вместе есть или ходить на репетиции.