Хрупкие вещи. Истории и чудеса

Вроде выходит, что мне Эрлз Корт нравится, но, говоря откровенно, вовсе нет. Слишком мимолетный. Дома, события, люди – все чертовски быстро приходит и уходит. Я не романтик, но по мне лучше Южный Лондон или Ист-Энд. Ист-Энд – вот это место, там все начинается, и хорошее, и дурное. Вульва и анус Лондона; они всегда вместе. А Эрлз Корт – ну, я даже не знаю что. Здесь разваливается любая анатомическая аналогия. Это, наверное, потому, что Лондон чокнутый. Синдром расщепления личности, не иначе. Мелкие городки и поселки разрослись и сшиблись, получилась единая метрополия, но они так и не забыли своих прежних границ.

И вот шофер затормозил – улица как улица, ничего особенного, – перед высоким домом в ряду таких же домов – небось когда-то гостиница была. Пара окон заколочены.

– Вот этот дом, – сказал шофер.

– Хорошо, – отозвался мистер Эллис.

Шофер обошел машину и открыл дверь для мистера Элиса. Мы с профессором Маклеодом вышли сами. Я оглядел улицу. Беспокоиться не о чем.

Я постучал, и мы стали ждать. Я улыбнулся и кивнул дверному глазку. Щеки мистера Элиса побагровели, и руки он скрестил спереди, чтобы не осрамиться. Завелся старикан.

Ну, и со мной такое бывало. Со всеми бывало. Только мистер Элис – другое дело, он-то может себе позволить своим слабостям потакать.

Я так на это смотрю: одним нужна любовь, другим нет. По-моему, если поразмыслить, мистер Элис – из тех, которым нет. Да и я тоже. Со временем начинаешь таких распознавать.

И мистер Элис – он прежде всего гурман.

С грохотом отодвинулся засов, и дверь открыла старуха, как раньше выражались, «отталкивающего вида». В бесформенной черной хламиде. Лицо все в морщинах, мешки под глазами. Я вам скажу, как она выглядела. Видали картинки, где булочки с корицей – они еще, говорят, похожи на мать Терезу? Вот такая она была – как плюшка с корицей, два бурых глаза-изюмины на корично-плюшечном лице.

Старуха что-то мне сказала – я и не понял, на каком языке, а профессор Маклеод, запинаясь, ответил. Она подозрительно оглядела нас всех, скорчила рожу и махнула – мол, заходите. И дверью за нами хлопнула. Я закрыл сперва один глаз, потом другой, чтобы привыкли к полумраку.

Внутри воняло, как распроклятая полка с пряностями. Мне буквально все не нравилось; когда иностранцы настолько иностранные, в них что-то такое есть – у меня от них мурашки. Плюшечная карга, которую я уже мысленно обозвал матерью-настоятельницей, повела нас вверх и вверх по лестнице, я увидел и других черноробых женщин – они выглядывали из дверей и из-за углов. Ковровая дорожка на лестнице давно вытерлась, и мои подошвы по ней чавкали; по стенам осыпающимися комьями свисала штукатурка. Чистая трущоба, и я прямо бесился. Мистеру Элису не следует приезжать в такие места, в дома, где его толком не защитишь.

Мы поднимались пролет за пролетом, и сумеречные карги все вылезали и вылезали, и молча глядели на нас. Старая ведьма с корично-плюшечным лицом говорила с профессором Маклеодом, то и дело роняла пару непонятных слов, а он в ответ пыхтел, отдувался, задохнувшись на этой лестнице, и отвечал как мог.

– Она спрашивает, привезли ли вы бриллианты, – прохрипел он.

– Скажи ей, мы поговорим об этом, когда увидим товар, – ответил мистер Элис. Он не задыхался, а голос его подрагивал разве что от предвкушения.

Мистер Элис, насколько мне лично известно, отымел половину кинозвезд-мужчин и больше мужчин-моделей, чем наберется таких, на кого вы трясли прибором; он поимел самых хорошеньких мальчиков на пяти континентах; ни один не знал точно, кто именно их дрючит, но всем очень хорошо заплатили за труды.

Под самой крышей, над последним пролетом деревянной голой лестницы оказалась дверь на чердак, а по сторонам ее, словно дубы-близнецы, высились две великанши в черном. Обе продержались бы пару раундов против борца сумо. У обеих в руках – и я не шучу – скимитары: они охраняли Сокровище шагинаи. И воняли, как пара дряхлых кляч. Даже в полумраке я разглядел, что робы у них в заплатах и пятнах.

Мать-настоятельница подступила к ним – белка лицом к лицу с двумя питбулями, – а я глядел на их бесстрастные лица и размышлял, откуда они такие взялись. Может, они родом с Самоа или из Монголии, или их вытащили из питомника уродов в Турции, а может, в Иране или Индии.

По слову старухи стража освободила проход, и я толкнул дверь. Не заперто. Я заглянул – так, мало ли что, – вошел, огляделся и кивнул: мол, все чисто. Так что я стал первым мужчиной в своем поколении, кому довелось увидеть Сокровище шагинаи.

Он стоял на коленях у походной койки, склонив голову.

Легендарные – вот как надо бы называть шагинаи. Это значит, я в жизни о них не слыхал и не знал никого, кто слыхал, а когда начал их разыскивать, даже те, кто о них слыхал, в них не верили.