Хрупкий разум. Нейропсихолог о том, какие сбои происходят в мозге и как это меняет личность человека

На самом деле не это волновало Терезу и ее дочь больше всего. Они были обеспокоены тем, что их дом по-прежнему оставался странным местом, но еще больше их тревожило то, что в течение нескольких недель Тереза видела своих родителей, сидящих на диване. Они были неподвижны, инертны, молчали, и это явно были они. Проблема в том, что родители Терезы давно умерли.

– Я вижу призраков, доктор. Я вижу, что мои родители сидят на диване. Они находятся здесь, ничего не делая, не разговаривая, не глядя друг на друга. Но они мертвы уже много лет, доктор!

И дело было не только в ее родителях:

– Кроме того, доктор, я вижу других людей. Не знаю, кто они, потому что у них нет лица. У них также нет ни рук, ни ног, они покрыты белой тканью и появляются в любом углу дома, проходя сквозь стены.

Существуют различные нейродегенеративные процессы, которые могут быть связаны с этим типом симптомов. Проблема в случае Терезы в том, что, по словам дочери и ее самой, все это произошло очень быстро и резко ухудшалось. Теперь дело было не только в призраках и этом странном доме. Тереза чувствовала себя медленнее, особенно на одной стороне тела, она постоянно спотыкалась и несколько раз падала. Кроме того, хотя и не особенно сознавала этого, речь ее была странная, плохо артикулированная и со странным акцентом.

Я уже рассказывал, насколько часто в семьях во многих случаях нормализуются те небольшие и коварные, но прогрессивные и неудержимые изменения, которые сопровождают естественное течение нейродегенеративного процесса. В результате многие семьи говорят о «недавних порах», хотя на самом деле речь идет о месяцах или даже годах. Особенно важно изучить этот вопрос.

Медленно прогрессирующие последствия процесса сильно отличаются от того, что появляется внезапно или прогрессирует слишком быстро. Вот почему мы настаиваем и пытаемся вернуться к многочисленным ситуациям из прошлого, но в случае с Терезой все указывало на то, что это началось совсем недавно и в последние недели стало намного хуже.

Я видел, что она была откровенно не на своем месте и ее способность усваивать информацию была очень слабой не только из-за того, что она мало училась, но и из-за того, что она не знала, где ее хранить или как будто ей некуда ее положить, все исчезало из ее памяти в течение нескольких минут. Ее непосредственная память, например, способность повторять возрастающую последовательность чисел или даже мысленно манипулировать порядком чисел, остались нетронутыми. Если бы я сказал: «Пять, восемь, четыре», она могла бы это повторить. Если бы добавил еще цифры: «Шесть, четыре, два, девять», она повторила бы. Если бы попросил назвать последовательность «пять, четыре, один, девять» в обратном порядке, она могла ответить: «Девять, один, четыре, пять». Она была совершенно неспособна выполнять какие-либо математические операции ни на бумаге, ни по памяти. Было ли это просто или сложно, было ли это «100 минус 7» или «сколько яиц осталось у Сусаны, если было 12, а она отдала 3?» Она не могла этого сделать.

Я попросил ее скопировать одну из тех явно сложных фигур, которые часто используем в нейропсихологическом обследовании. Форма рисунка, который она скопировала, была похож на оригинальную модель, но детали отсутствовали, как будто она не видела полной картины. Более того, она потратила более двенадцати минут на создание рисунка, который должна была сделать менее чем за две.

Глядя на ее глаза во время выполнения задания, создавалось впечатление, что она не смогла правильно отсканировать весь рисунок. На самом деле глаза выполняли спонтанно странные движения, особенно одно из них, похожее на косоглазие левого глаза.

Я показывал ей разные объекты, наложенные друг на друга. Обычно пациенты, у которых возникают проблемы, связанные со зрительной обработкой объектов, не могут правильно воспринимать и различать наложенные друг на друга фигуры, что приводит к возникновению форм визуальной агнозии, определяющих различные виды затруднений в распознавании этих объектов. Но Тереза без труда их узнала. С другой стороны, она не могла определить местонахождение объекта в пространстве, находится ли он в том же положении, выше или ниже. Она также не могла распознать ориентацию определенных фигур или линий. У нее не было трудностей ни с имитацией определенных жестов, которые я делал руками, ни с выполнением определенных жестов, таких как приветствие солдата, или последовательность действий, которыми изображали бы зажигание свечи спичкой. У нее также не было проблем назвать или найти название тех или иных предметов, которые я показывал, но, с другой стороны, чем сложнее или реже было слово, тем труднее ей было артикулировать.

Наконец, когда попросил соединить в линию разные числа в порядке возрастания, распределенные по листу бумаги, она запуталась, пытаясь найти число, следующее за предыдущим, несмотря на то, что они лежали перед ней. Опять же, как мы уже видели во время копирования фигуры, казалось, что способ, которым она просканировала содержимое этого листа, не удался.