Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

В контексте новой волны «квартирного передела» 1927–1929 годов частное жилое пространство горожан резко уменьшилось. Гостиная как локус домашнего свободного времени вновь превращалась в фикцию. Городские обыватели непролетарского происхождения, конечно, пытались и в крайне стесненных условиях придерживаться традиций гостевого общения, но это было непросто. На рубеже 1920–1930-х годов начались гонения на религиозные праздники, которые обычно сопровождались хождением в гости в Пасхальные и Рождественские недели. Современники вспоминали: «Новогоднюю елку ставили тайно. Окна занавешивали одеялами, чтобы никто не видел». В наиболее сложном положении оказывались люди, жившие в коммунальных квартирах, и «если устраивали елку для детей, то старательно запрятывали ее, чтобы ни соседи, ни управдом ее не заметили. Боялись доносов, что празднуем церковные праздники». Общий слом ритма повседневной жизни переходом на пятидневку привел к тому, что дни отдыха не совпадали в разных организациях. При увеличении выходных сократилось число праздничных дней. Религиозные же праздники исчезли из календаря вообще. В мемуаристике можно прочесть: «Собираться вместе стало еще труднее. Обязательно кому-нибудь на другой день приходилось работать. Наши встречи свелись к государственным дням отдыха 1 мая, 7 ноября…» В общем, сужалось не только пространство, но и время домашнего досугового общения. Количественно оно не уменьшалось, но явно трансформировалось. Властным структурам больше импонировал публичный отдых людей, его содержание легче контролировалось. При такой ситуации в специальных локусах для приема гостей необходимости в общем-то и не было.

В 1940 году чехарда с пяти- и шестидневками закончилась. У основной массы населения образовался единый выходной. Кроме того, в предвоенной повседневности, где активно развивался феномен «награждения жильем», появились обладатели отдельных квартир с локусами, напоминавшими дореволюционные гостиные. Ситуация получила дальнейшее развитие во второй половине 1940-х – середине 1950-х годов. Новый слой советской аристократии расширялся, а элитное жилье всегда предполагало пространства для домашнего досуга, и прежде всего для приема гостей. В романе Веры Пановой «Времена года» (1954) есть описания обстановки домашнего праздника в семье крупного хозяйственника Борташевича: «План был таков – званый обед… потом большой вечер с танцами, ужином, мороженым, коктейлями и всем, что полагается». По-видимому, помещение позволяло такие досуговые радости, но далеко не для всех. Согласно СНиПу 1954 года, 30-метровые локусы для приема гостей проектировались в шести- и семикомнатных квартирах. Они, как правило, были коммунальными или предназначались для «особо ценных» людей. Возможно, поэтому в регламентирующих документах не объяснялось функциональное назначение «общих комнат». А люди, не приобщенные к подобным привилегиям, и в крайне стесненных условиях все же продолжали и ходить в гости, и приглашать к себе друзей и родственников. Тяга к неформальному общению особенно усилилась в начальный период оттепели. Алексей Аджубей отмечал: «Люди соскучились по общению, соскучились по возможности говорить громко обо всем, что тревожило». Однако, кроме свободы политической, для гостевой формы общения требовалось и относительно просторное жилое пространство.

На формы домашнего городского досуга оказывали влияние и идеологические установки власти. Гостевое общение в Российской империи часто сопровождалось игрой в карты. Большевики в 1917 году объявили их социальной патологией, учредили должность комиссара «по борьбе с алкоголизмом и азартом» и даже запретили производство игральных карт.