Хотелось вычеркнуть тот черный отвратительный день, когда Дэвиана в лице Воина Света приговорили к смертной казни. Это позорное на все существующие миры публичное убийство, во время которого душу навечно клеймили и лишали права на искупление и перерождение. И Эни не мог допустить потерю брата навсегда.
Владыки явились на Первый уровень Ада восстанавливать нарушенное Воином Света межмировое равновесие. Его Святейшество Ансиэль в белоснежной парадной мантии и маске ослеплял сиянием десятка солнц. Его Темнейшество Дэминэус одним взглядом черных глаз внушал ужас, а от его шагов дрожала земля. Пробираясь через иссохшие тела павших воинов, Владыки приказали схватить Дэвиана и посадить под стражу до вынесения приговора.
Межмировой суд проходил на призрачном острове Правды, надежно скрытом от человеческих глаз. Величественное белоснежное здание суда охраняли десятиметровые мраморные колонны. Зал, где вершилось правосудие, заливал золотистый свет солнца. Эни сидел на каменной скамье, опустив глаза в пол, напоминавший шахматную доску. Черно-белая плитка напоминала о строгом балансе между Тьмой и Светом. Терпкий охлаждающий запах ладана приводил мысли в порядок, как и стук судейского молотка Владык.
Когда низкорослый помощник Дэминэуса зачитал обвинения, у Эни начался припадок. Близнец не мог усидеть на месте, выслушивая подробности расправы не только над воинами, но и мирными жителями. Казалось, багровые воды просочились в зал и запахло кровью. Она лилась из каждого угла, и Эни чувствовал, как захлебывался в ней.
Заботливая рука Като мягко сжала плечо и на мгновение прогнала жуткое видение, как вдруг низкий голос Темного Владыки произнес:
– Дэвиан, Воин Света, воспитанник Като Гладиуса, приговаривается к смертной казни и навеки лишается возможности перерождения.
«Нет!» – раздался немой крик.
Эни выбежал и упал в ноги к Владыкам.
– О Владыки – руки Творца, прошу вас, пощадите! – взмолился он дрожащим голосом. Сердце билось о ребра, словно птица в клетке. – Он обезумел, потерял рассудок, но в здравом уме никогда бы не причинил вреда невинным! Он славный воин и отважная душа.
Глаза щипало от слез, а слова горчили на языке полынью:
– Он мой брат и… Это я не уследил за ним. Я не справился, не протянул руку помощи, когда его ясные глаза затмило безумие. Я готов разделить с ним наказание.
– Глупости! – прорычал Дэминэус.
– Ваше Темное Величие! Позвольте не согласиться. Весьма благородны помыслы этого юноши, – вмешался Ансиэль. – Эниан, что вы можете предложить?
Мягкий тембр Светлого Владыки дарил надежду. Эни ощутил, как ледяные цепи отчаяния сорвались с груди и разбились о каменный пол.
– О Ваша Светлая Милость! Ваше благородство не имеет границ! Я готов лишиться всех благ, что имею. Заберите всю мою силу. Я готов стать пылью у ваших стоп, – молвил Эни, не поднимая головы.
– Да будет так. Подойдите, – позвал Ансиэль.
Эни послушно встал с колен. Фиалковые глаза верховного духа сверкали властью и справедливостью сквозь прорези нарядной маски. Кристаллы хрусталя свисали с кружева, словно слезы на ресницах. Длинные пальцы потянулись к межбровью юноши. Одно касание опустошило Эни, и он свалился на пол от бессилия. Туловище сжалось, кожа обтянула кости. Эни ощутил себя высохшим от зноя стеблем. Темнота застелила глаза, и низкий до мурашек голос произнес:
– Дэвиан, Воин Света, воспитанник Като Гладиуса, приговаривается к пожизненному заключению в тюрьме «Ледяная смерть». Он также вечно будет помнить о пролитой крови невинных. И застынет она в его косах до самой смерти! А брат его Эниан лишится всех достижений, уважения и силы. Да будет так!
«Да будет так», – отдалось сковывающим эхом и усыпило Эни.
Он пришел в себя, заботливо укрытый хлопковой простыней, на мраморном прямоугольном выступе, служившем небесным слугам кроватью. Спина разболелась от каменной койки. Непривычной была и слабость в теле. Из него высосали всю небесную силу, погасили яркое благое сияние. Эни столетиями наращивал внутренний свет. Ухаживал за ним, лелеял, как семечко райского плода, питал молитвами и дыхательными практиками, чтобы в одно мгновение навсегда потерять ради спасения родного брата.
Боль от разлуки стекала солеными ручьями по лицу. Эни кое-как оторвался от койки и закрыл лицо ладонями, и тут теплые руки нежно прижали его к себе. Като. Опекун присел рядом и обнял воспитанника. Родной голос произнес:
– Я здесь, Эни. Я здесь, мой мальчик. Не плачь.
Эни уткнулся лбом в золотые доспехи Като. Опекун осторожно гладил его по макушке, продолжая успокаивать мягким отцовским тембром:
– Я здесь, Эни. Я здесь. Все хорошо. Все будет хорошо.
– Он ведь… Я ведь не увижу его больше? – промямлил Эни, шмыгнув носом.
– Увидим. Я навещу его, как представится такая возможность. За Дэйви не переживай.
– Что… ч-что я могу для него сделать? – вырвалось из дрожащей груди. Эни поднял заплаканные глаза на Като, и тот ответил нежным взглядом.