Мистер Брукс приподнял брови и поджал губы, словно говоря: «Вот этого я, брат, не знаю».
Дома Макс разложил на столе большой лист бумаги, вытащил из шкафа сестры чертёжный набор, высыпал разноцветные фломастеры и задумался.
Вскоре в самом верху бумажного листа он нарисовал две параллельные прямые – это означало дорогу. Сначала хотел начертить дом, даже старался соблюсти пропорции, но быстро понял, что как картограф он не состоялся, потому просто нарисовал стену, окно на стене и крышу. Яблоневый сад у него стал похож на стадо барашков, виноградники уподобились зелёным змейкам с лиловыми ягодами в пастях, а левады превратились в несколько квадратов. Хорошо вышел только Генерал Хомяк. Воодушевившись этим опытом и признав за собой талант художника-анималиста, Макс пририсовал рядом карикатурно тощую Шинук с кривым бубликом дружелюбно завёрнутого хвоста и обросшую к зиме кудлатой шерстью козу Мэгги, а чтобы пейзаж выглядел законченным, рядом с Генералом Хомяком нарисовал три ели. На всякий случай выглянул в окно и пересчитал: так и есть, всего три ёлки у ближней левады, отец давно грозился их срубить.
Но большая часть бумажного листа оставалась белой – это был лес, и тропки в нём Макс помнил плохо.
Он услышал, как хлопнула дверь и раздались шаги отца. Тот бросил ключи в фарфоровую пиалу в прихожей и принялся монотонно отчитывать за что-то Шинук, но тут же замолчал, не закончив фразы.
– Па-а! – крикнул Макс, но следом раздался голос Стеллы:
– Как прошло собрание, дорогой?
Что ответил отец, Максим не расслышал – он пулей слетел по лестнице и с ходу выпалил:
– Папка, ты все тропы в лесу знаешь? – и осёкся, едва не споткнувшись.
Отец, с внезапно посеревшим лицом и запавшими глазами, выглядел таким уставшим, таким больным… Медленно расстегнув «молнию» куртки, он с усилием потёр грудь в области сердца.
– Тропы? – переспросил он, сухо покашливая и глядя сквозь сына. – Ах да, тропы, конечно. Надо восстанавливать… Многие старые разметки утеряны…
С отсутствующим видом Джон почесал бровь, будто пытался что-то припомнить, потом переступил с ноги на ногу и посмотрел вниз. С его обуви уже натекла изрядная лужа, но он этого словно не заметил. Кивнув каким-то своим мыслям, так и не сняв ботинок, пошёл через гостиную, оставляя на вымытом полу мокрые следы. Обходить кремовый персидский ковёр, предмет тайной гордости Стеллы, Джон тоже не стал.
Стелла, увидев это, погасила огонь под кастрюлями, сняла с руки прихватку и шагнула мужу наперерез.
– Джон Шеверс, стой где стоишь!
Он тут же застыл, словно упёрся в незримое препятствие.
– Посмотри на свои ботинки. – Стелла энергично ткнула пальцем вниз, и муж послушно перевёл туда взгляд. – Они не очень-то похожи на обувь полотёра, ты не находишь? Если думаешь, что вот прямо сейчас помог мне с уборкой, ты сильно заблуждаешься!
Ни слова не говоря, Джон мотнул головой и неловко повёл плечами, словно хотел что-то сбросить с себя, потом отодвинул Стеллу в сторону и пошёл дальше, неловко переставляя ноги.
Стелла, опешив, смотрела ему в спину, чувствуя, как проснувшаяся тревога сжимает ей сердце.
Джон, двигаясь неуверенно, словно его тело и разум сейчас действовали порознь, прошёл на кухню, открыл шкаф и вытащил оттуда ворох разноцветных полиэтиленовых лент.
Стелла смотрела на разлетевшуюся по полу стопку выглаженных столовых салфеток, которые Джон случайно зацепил и этого даже не заметил, и отказывалась верить своим глазам.
– Зачем тебе вешки сейчас? – тихо спросила она, осторожно подбирая слова. – Уже поздно, скоро ужинать будем.
– Надо. Я ненадолго. – Джон рассовал ленты по карманам и потрепал подбежавшего к нему Макса по макушке. – Я – только одну тропу.
К ужину Джон не вернулся.
Он появился только ближе к полуночи, когда Стелла вконец извелась и была готова звонить в полицию.
Услышав, как открывается входная дверь, она метнулась в прихожую. Джон, увидев жену, поднёс палец к губам. Она окинула его взглядом и зажала рот ладонью. Запорошенный снегом, без шапки, в изорванной куртке нараспашку, он выглядел так, словно его гнала до дома волчья стая.
– Что… с тобой? – сдавленно прошептала Стелла.
Джон не ответил, лишь мотнул головой и неловко стряхнул снег с волос. Пошатнулся. Потёр горло. Криво усмехнулся, пытаясь сфокусировать взгляд на жене.
– Да что такое с тобой, ты пьян, что ли?
Он снова потёр кадык и покрутил головой – медленно, через усилие, точно у него заржавели позвонки.
– Голова… болит. Очень. Молчи. П-пожалуйста.
Джон стянул один рукав куртки. Стелла охнула и попятилась.
На шее у него висела длинная тёмно-зелёная змея.
– А-а… – От испуга Стелла ничего не могла выговорить, только показывала пальцем и медленно отступала в гостиную.
Джон, глядя перед собой пустыми глазами, ощупал шею, стащил с себя то, что так ужаснуло жену, и, безучастно глянув, пробормотал:
– А. Это. Н-не бойся.
Он говорил монотонно, без эмоций, и от этого Стелле становилось ещё страшнее.
– Не змея. Лиа… на. Сдохла. Уже.
– Как… лиана? Откуда у нас лианы? Джон, да и зима же…
Муж безразлично пожал плечами: какая разница?