Потом я зашла в лес и набрала цветов и душистой травы. Я засыпала его цветами, оставив открытым только лицо, поднятое к звездному небу, и помолилась той силе, что обитала здесь, поручая ей хранить покой Торосса. А потом пошла прочь, твердо зная, что в какие бы бои и разорения не была ввергнута наша долина, в этом месте ничто не нарушит его покоя.
У края поляны я задумалась. Куда мне теперь идти? Брести по лесу наугад, надеясь наткнуться на следы наших беженцев? Пожалуй, ничего другого мне не остается.
Лес был старый, с могучими, в обхват, деревьями и очень густой, без просек, дорог и полян. Мне еще не приходилось бывать в таких лесах, и я очень боялась заблудиться и начать кружить на одном месте, но идти все равно было надо, и я шла куда глаза глядят.
Когда впереди показались густые заросли кустов на опушке леса, я уже просто с ног валилась от усталости, от голода и жажды. Но я знала, что это конец нашей долины, а дальше уже начинаются горы, а с ними и надежда встретить кого-то из Иткрипта.
Небо все больше светлело. Приближалось утро. Шар с грифоном погас, и я вдруг почувствовала себя совсем одинокой, с давящей тяжестью на душе.
Я подошла к каменной осыпи и остановилась, не в силах сделать больше ни шагу. Вокруг росли дикие вишни. Ягоды на них были очень кислые и употреблялись у нас как приправа к мясу, но сейчас я ела их с жадностью, понять которую мог бы только тот, кому приходилось голодать.
Я понимала, что дальше идти все равно не могу, а поблизости не было лучшего убежища, но прежде, чем залезть в какую-нибудь трещину и уснуть, я занялась своей одеждой. Плащ мой был предназначен для езды верхом и был так длинен, что при ходьбе путался в ногах и очень мешал. Ножом Торосса я укоротила его и обрезками обмотала ноги. Теперь сапоги не хлюпали и не терли. Вряд ли этот наряд был красив, но зато двигаться мне стало легче.
После этого я забралась поглубже в расщелину, почти уверенная, что, несмотря на усталость, вряд ли смогу уснуть после пережитых потрясений. Под руку мне попался мой грифон, и я машинально зажала его между ладоней. Хотя сейчас от него не было ни тепла ни света, все равно он был какой-то уютный и успокаивающий. Так с грифоном в руках я и уснула.
Наверное, каждый человек видит сны и, просыпаясь утром, редко вспоминает их, и то не содержание, а, скорее, свои чувства — либо ужас кошмаров, либо сладость удовлетворения. Но то, что я видела на этот раз, было совсем не похоже на обычные сны.
Мне казалось, что я лежу в какой-то маленькой пещерке, а снаружи ревет и завывает буря. В пещерке был кто-то еще. Я различала плечи и голову, повернутую ко мне затылком. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся и я смогла увидеть лицо и узнать, кто это. Но он все не оборачивался, а я не знала, как позвать его. И еще был страх, и я вздрагивала при каждом новом ударе ветра. Так же, как и в той звезде в Святилище, я чувствовала, что мне что-то дано, и если бы я знала, как это использовать, то могла бы сделать много хорошего. Но я не знала. И сон затуманился и пропал, — а может, я просто не помню остального.
Когда я проснулась, солнце уже клонилось к западу и от камней и деревьев протянулись длинные тени. Я была еще очень слаба, а кроме того, очень хотелось пить, да от вчерашних вишен побаливал живот. А может, и просто от голода. Я осторожно выглянула из своей норки, посмотреть нет ли кого поблизости, и сразу же заметила двух воинов, пробиравшихся осторожно, как разведчики. Я невольно потянулась к кинжалу. Но когда они подъехали поближе, я узнала жителей долины и тихонечко свистнула им.
Они мгновенно залегли, и только на мой второй свист начали оглядываться, и наконец заметили меня. Они оказались знакомы мне — оруженосцы Торосса.
— Рудо! Ангрел! — я обрадовалась им, как родным.
— Леди! — удивленно воскликнул Рудо. — Значит, Торосс все-таки спас тебя?
— Да, он спас меня и навеки прославил свой род этим подвигом.
Воин еще раз посмотрел на нору, где я пряталась до этого, увидел, что я была одна, и сразу понял, что я хочу сказать.
— Вы сами видели, что чужаки могут издали поразить человека. Когда мы подошли к этому лесу, они ранили Торосса из своего оружия. Рана была смертельной, но он умер свободным. Слава его Дому! — я произносила традиционные формулы, но они не могли передать ни благодарность мою, ни скорбь.
Оба воина были уже очень немолоды. Я даже не знала, что связывало их с Тороссом: были ли они наемниками или принадлежали к его Дому? С искренней скорбью склонили они головы и повторили гордую и печальную формулу: — Да славится имя его в веках!
Затем заговорил Ангрел:
— Где он, леди? Мы хотели бы увидеть его и отдать последний долг.
— Он лежит в святилище Света Древних. Мы случайно попали туда, но там ничто не нарушит его покой.
Они переглянулись. Я чувствовала, как их желание сделать все по обычаю борется с благоговейным трепетом, который внушали такие места, и решила помочь им.