Хрустальный грифон

Я осторожно положила Торосса на землю и пошла к зарослям. Свернув кульком один лист, я стряхнула в него капли еще с нескольких. Конечно, этого тоже было очень мало, но у нас верили, что роса — не простая вода. Возможно, это и правда, потому что Торосс, выпив эти несколько капель, успокоился.

Я снова уложила его голову к себе на колени. И тут он открыл глаза и неожиданно улыбнулся.

— Моя… леди…

Я осторожно сказала, что ему сейчас нельзя разговаривать, а то он потеряет последние силы. Но он не послушался.

— Я… мечтал… моя леди… с первого раза… когда увидел… тебя, — речь его, сначала почти бессвязная, становилась все более внятной, и голос неожиданно окреп. — Ты очень красива, Джойсан, очень умна и… очень… очень желанна. Но ты… — он закашлялся, и изо рта снова появилась струйка крови. Я быстро отерла ее влажными листьями. — Но ты так далека от меня, — закончил он фразу, потом помолчал, собираясь с силами, и продолжил: — Поверь, Джойсан, это не из-за наследства. У меня до сих пор на душе тяжело, как подумаю, что ты могла решить, будто я просто хочу стать лордом Иткрипта. Мне нужен был не Иткрипт, а только ты.

— Я знаю, — успокоила я его. Я и в самом деле знала. Может быть, его родня и строила на этот счет какие-то планы, но Торосс был искренен. Я видела, что он, действительно, любит меня и хочет получить меня, а не наследство. И в который раз я пожалела, что могу любить его только как брата. И не больше.

Он снова закашлялся. Через минуту он уже задыхался и не мог больше говорить. Я решила, что ничего не изменится, если я солгу ему сейчас. Пусть хоть ненадолго поверит и почувствует себя счастливым.

— Торосс, если нам суждено спастись, я выйду за тебя замуж.

Он улыбнулся, и эта улыбка резанула меня живой болью. Он поверил! Он медленно повернул голову, прижался окровавленными губами к моей руке и затих, словно заснул. Я посидела с ним еще немного, а потом бережно положила его на землю и поднялась на ноги. Нужно было выяснить, куда мы попали, да и смотреть на Торосса было выше моих сил.

Я понимала, что мы забрели в какое-то место Древних, хотя попали сюда совершенно случайно. Я все время брела наугад и остановилась только потому, что у меня уже не было сил вести Торосса. Теперь я решила осмотреться внимательнее.

Стен никаких не сохранилось, а может, их и вовсе не было, только ровные белые камни, уложенные на землю. Сейчас я заметила, что они не просто белые, а слегка светящиеся, подобно моему шару, только свет от них был более слабый и слегка пульсирующий, словно эти камни дышали.

Отойдя чуть в сторону, я заметила, что камни уложены не беспорядочно, а образуют фигуру пятиконечной звезды. Меня немного покачивало от усталости и от потрясений последних дней. Мне начало казаться, будто камни пытаются что-то передать мне, какое-то знание и силу. Но я так мало знала о Древних, что не могла понять даже смысла этого места, куда мы так неожиданно попали. Я просто чувствовала, что оно не имеет ничего общего с силами Тьмы. Казалось, это Святилище какого-то могучего и светлого божества, еще хранящее в себе след былой благодати.

Если бы я только умела использовать силу этого места! Может, я смогла бы спасти Торосса, может, это спасло бы наших людей, для которых я осталась единственным вожатым? Если бы я только могла! И я заплакала, заплакала от своей беспомощности, от сознания того, что если бы не моя глупость и не мое невежество, все могло быть по-другому.

Внезапно я решилась. Я встала, запрокинув голову, и, глядя в темное ночное небо, широко раскинула руки. Я хотела, чтобы Свет, царящий в этом месте, вошел в меня и открыл в моей душе то, что было сейчас так необходимо. Но что-то было не так, что-то мешало мне, и мой порыв остался без ответа. Руки мои бессильно упали, и я осталась с горьким сознанием, что мне предложили что-то важное и чудесное, а я, по своей глупости, просто не сумела принять.

Все еще полная сознанием своего ничтожества, я вернулась к Тороссу. Он лежал неподвижно, лицо его было спокойно и безмятежно, как у спящего. Тихое сияние камней ореолом окружало его. По нашим обычаям его следовало одеть в доспехи и сложить ему руки на рукояти меча, чтобы любому было понятно, что он был воином и погиб в честном бою. Но здесь, нынешней ночью, я не могла сделать для него даже этого. Однако меня это не долго огорчало. Чем больше я смотрела на него, лежащего в священном месте, в ореоле света, тем больше понимала, что лучшей гробницы для него не найти.

Я опустилась на колени и сложила на груди его уже слегка похолодевшие руки. Он не был моим возлюбленным, и я не могла быть его женой, но он был дорог мне как любимый брат и отдал жизнь за меня. Я наклонилась и поцеловала его, как он мечтал и как я никогда не могла бы поцеловать живого.